Проконсультироваться можно хоть с десятком знатоков русской орфоэпии. Азнавур, сам из семьи армянских иммигрантов, легко мог найти сотню таких же "пришельцев" из России или русского происхождения. Совершенно уверена, что он у них брак уроки.
Однако триста раз услышать - это ещё не значит ни правильно расслышать, ни хотя бы один раз правильно повторить. Говорение - процесс психофизический, это значит, что сложные физические, мускульные операции сопровождаются интенсивной деятельностью головного мозга.
Наши уши с младенческого возраста привыкают вычленять из страшного многообразия звуков голос матери и те звуки, которые произносит она, затем - наше ближайшее окружение. Тогда же мы начинаем обращать и запоминать на смыслоразличительные характеристики. И ещё задолго до того, когда мы начинаем сознательно говорить первые слова, мы уже понимаем, что имеет принципиальное значение в нашем языке, а что - факультативное или вообще является допустимым вариантом нормы.
Поясню на примере. Любой русский понимает, что перед ним разные слова в цепочке
- пыл (жар) - пил - был - бил - выл (волк) - вил (родительный падеж множ. числа существительного "вила" или глагол "выть" в форме прош. врем. муж. р. ед. ч.)
Мы отличаем первый согласный звук по звонкости:
- пыл (глухой [п]) - был (звонкий [б]), пил - бил (та же картина, но у мягких [п'] -[б']).
Мы видим смыслоразличительный маркер в мягкости:
- пыл - пил, был - бил, выл - вил
Мы понимаем как стабильные принципиально важные признаки место и способ образования звука:
- [п], [б] - губно-губные взрывные, [в] - губно-зубной фрикативный
Так это работает у нас в мозге, хотя мы затрачиваем на этот анализ ничтожные доли секунд. А теперь представьте грека. Для него нет оппозиции "звонкий - глухой", поэтому для его уха [б] и [п] звучат как варианты одного и того же взрывного звука, но не обладают смыслоразличительным компонентом. Хуже того, грек не слышит принципиальной разницы между [б] и [в], именно поэтому, переделывая греческий алфавит в кириллицу, пришлось придумать букву Б. Дальше - волки ещё толще. В греческом языке нет слов, чей смысл изменялся бы в зависимости от мягкости или твёрдости упомянутых согласных. Получаем:
- выл - вил - был - бил - слегка по-разному произнесённое одно слово;
- пыл - пил - другое слово, произнесённое во втором случае чуток по-другому, ну, вроде как они русский говорит "чаво", а другой - "чиво" (но оба пишут "чего"), дело житейское!
- Вместо 6 слов получили 2 с точки зрения греческого уха.
Мы, русские, тоже хороши, когда речь идёт об иностранных языках. Многие из нас напрягаются, чтобы чётко произнести по-английски deal, а не dill - или feel, а не fill? Многие ли утруждают себя задуматься о том, что это разные слова, в которых длина гласного играет смыслоразличительную роль? В русском языке любой ударный гласный автоматически почти в два раза длиннее безударного, поэтому для нас длина единственного гласного в слове не играет никакой роли.
Можно пригласить сотню консультантов, которые будут поправлять твоё произношение, но если уши с детства натренированы игнорировать обстоятельства, которые для другого языка являются принципиально разными, то понадобятся годы, чтобы заставить свой мозг "слезть с печки" и начать думать в том направлении, где он забарикадировал все проходы. Ибо мозг постоянно занят отсеиванием того, что нам не нужно, чтобы мы буквально не переутомились!
Однако предположим, что иностранец прослушал нечто миллиард раз и заставил своё серое вещество работать там, где оно привыкло отдыхать (кстати, действенная профилактика старческого маразма, без шуток!). Теперь ему нужно заняться физическими действиями, которые его речевой аппарат отродясь не совершал. Язык - самая развитая мышца человеческого тела, мы пользуемся им постоянно, если не говорим, то едим, и всё, что находится вокруг него в полости рта, по самые лёгкие, трудится в определённом режиме. Без репетиций нельзя научиться играть на скрипке, писать картины маслом, бегать на коньках или лепить пельмени.
Можно позвать в консультанты дух самого Джими Хендрикса и взять в руки самую лучшую электрогитару в мире, но после третьего раза это будет страшно слушать, а после миллион первого раза, возможно, уши у окружающих уже не будут болеть, но предсказать можно только качество середняка-профессионала, превращение в виртуоза никто не гарантирует... При говорении приходится контролировать процесс дыхания, напряжения голосовых связок, лицевые мышцы и губы - для каждого отдельного звука, это не менее сложно, чем овладение любым музыкальным инструментом.
Каждый из нас - Джими Хендрикс собственной носоглотки, но лишь на родном языке, а с любыми другими результаты непредсказуемы. Великий изобретатель Зворыкин, прожив в США 63 года, владел английским в совершенстве, но произношение у него было такое, словно он начал учить язык месяц назад в заборостроительном ПТУ города Скотопригоньевска и никогда не слыхал речь ни одного англичанина или американца.
Шарль Азнавур наверняка старался. Ни в армянском, ни во французском языке нет многих звуков, которые есть в русском. Он всю жизнь не слушал их и не произносил. И он явно не хотел подкладывать никакую свинью, просто поставленная задача оказалась слишком сложной для него. Он не знал, что для идеального исполнения одной песни ему придётся всю жизнь заниматься русским языком... Но мы ведь слушаем песни на языках, которых вообще не понимаем! Давайте представим, что Азнавур спел не по-русски, а по-марсиански, перестанем вслушиваться, оценим просто музыку и голос.
Луи Армстронг однажды захотел исполнить "Очи чёрные", но ни с владением русским, ни со знанием текста у него дальше первых двух слов не сложилось. Так он там напел и наиграл всякого разного, преимущественно по-английски, а частично вообще непонятно на каком наречии :)) Зато какой джаз получился, и ведь до сих пор же слушают!