<span><span><span><span>Было это так... Однажды один слоненок из розовой мыльной пены шарики надувал.А один такой шарик совсем - совсем большой вышел. И в нем к вечеру на закате прекрасная картина вдруг появилась... Алый замок с высокими башнями.А к нему через ров резной мост перекинулся. На том голубом мосту зеленая карета с золотыми колокольчиками.А потом в окнах замка разноцветные музыканты появились и стали дуть в золотые трубы.Это было так удивительно, что слоненок посмотрел, послушал и не выдержал: пошел друзей звать. Пришел к тигренку и говорит:- Пойдем смотреть. У меня такое чудо есть!Пришли. Смотрят, а в шарике перед замком на зедленом лугу уже танцуют. И совсем не люди, а голубые цветы с капельками росы.Тогда слоненок просто онемел от восторга. А тигренок... Обошел вокруг шарика, развел лапами и вздохнул:- Ах, ах! Как это прекрасно!И шарик тут же лопнул, а сказочные картины исчезли совсем. Ни замка, ни музыкантов, ни кареты. И стало очень грустно. Тигренок закрыл лицо лапами, а добрый слоненок, подумав, сказал:- Ну конечно, ты не виноват! И все - таки тебе не надо было вздыхать так громко. ведь все прекрасное так нежно и рушится от одного нашего "ах".</span> </span><span> </span></span><span>(c) Чудесная страна</span></span>
Однажды под мостом я увидел странную девочку среднего роста она посмотрела на меня краем глаза и убежала за мусорный баг я подошёл но увидел всеголи лишь крыс я пошел домой со страхами но вдруг я вижу свет и просыпаюсь и вижу что меня будит мама я скрипками просыпаюсь и обнимаю маму
Ответ:
В повести о Петре и Февронии Феврония - дочь древолаза - несколько раз проявила свою мудрость, благодаря чему и стала княгиней. Первый раз она встречает княжеского отрока мудреными речами, понять которые без пояснения Февронии, он не в силах: «Вошел я к тебе и увидел, что ты ткешь, а перед тобой заяц скачет, и услыхал я из уст твоих какие-то странные речи и не могу уразуметь, что ты говоришь. Сперва ты сказала: плохо, когда дом без ушей, а горница без очей. Про отца же и мать сказала, что они пошли взаймы плакать, про брата же сказала – «сквозь ноги смерти в глаза смотрит». И ни единого слова твоего я не понял!». Февронья пояснила:
«Пришел ты в дом этот, и в горницу мою вошел, и застал меня в неприбранном виде. Если бы был в нашем доме пес, то учуял бы, что ты к дому подходишь, и стал бы лаять на тебя: это - уши дома. А если бы был в горнице моей ребенок, то, увидя, что идешь в горницу, сказал бы мне об этом: это - очи дома. А то, что я сказала тебе про отца и мать и про брата, что отец мой и мать пошли взаймы плакать – это пошли они на похороны и там оплакивают покойника. А когда за ними смерть придет, то другие их будут оплакивать: это – плач взаймы. Про брата же тебе так сказала потому, что отец мой и брат – древолазы, в лесу по деревьям мед собирают. И сегодня брат мой пошел бортничать, и когда он полезет вверх на дерево, то будет смотреть сквозь ноги на землю, чтобы не сорваться с высоты. Если кто сорвется, тот ведь с жизнью расстанется. Поэтому я и сказала, что он пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть».
Девушка проявляет свою мудрость и в том, что в короткий срок дважды исцеляет князя.
Февронья без труда решает задачу князя, приславшего к ней со слугой пучок льна с просьбой соткать из него (за тотт срок, что он будет в бане) сорочку, одежду и платок. В ответ находчивая девушка отправила обрубок поленца, чтобы князь смастерил из него ткацкий стан
«и всю остальную снасть, на чем будет ткаться полотно для него».
(использованы цитаты из повести о Петре и Февронии Муромских)
/
Обезьяна,горила,кухня,мороз,морковка
И вот однажды мне пришлось поехать не в деревню, а на юг, в санаторий, отдыхать, на прекрасный юг с его жарой, декоративными пальмами и душными бархатными ночами, где нет ни горького запаха кашии на полянах, ни холодных лесных озер, в которых на закатах бьют хвостами пудовые щуки.
Здесь мне нравится и пленяет только море. Это удивительное зрелище. Утром оно лиловое, гладкое как стекло, над ним подымается легкий парок; днем оно ослепительно нежное, синее, вечером быстро темнеет, на горизонте подолгу пылают огромные пожары и тают дымки пароходов, уходящих в этот огненный закат.
Однако мне было скучно на юге, не хватало тут северных лесов, и был я точно одинок без них. И никак не работалось.
Однажды утром я встал в плохом настроении. Вся палата была залита горячим солнцем, слабый ветерок играл белой занавеской на балконе. Я долго валялся в постели и смотрел на мольберт: вчера начал писать вечернее море. Но этот этюд мне совсем не понравился в то утро, я закурил и подумал сердито: "Надо уезжать, это безобразие!"
Вдруг я услышал будто шелест крыльев, и показалось: что-то черное взъерошенным комом упало за тюлевой занавеской балкона.
Я удивился и вышел на балкон. На перилах сидела нахохлившаяся ворона и одним глазом смело и внимательно поглядывала на меня. С какой целью она прилетела сюда, было неизвестно. Внизу зеленел санаторный парк, пальмы и кипарисы, за ними - море и пляж, усыпанный телами загорающих: везде был солнечный простор.
- Ты зачем? - сказал я, но ворона ничуть не испугалась моего голоса, взглянула любопытно другим глазом и, кивнув мне, произнесла, вроде знакомясь; "Кла-ра!"
Тогда я усмехнулся, подошел ближе, ворона продолжала сидеть на перилах, только опять нагнула голову; и я, протянув руку, погладил ее.
- Ишь ты! - сказал я. - Ты откуда?
"Кла-ра!" - несколько уже недовольно повторила ворона и нетерпеливо тряхнула хвостом. Я засмеялся, указал на дверь и пригласил ее:
- А ну заходи ко мне, если ты не боишься.
Не успел я это сказать, как ворона спрыгнула с перил, отодвинула клювом занавеску и вошла в комнату, стуча по паркету когтями. Я был окончательно удивлен. Паркет оказался так гладко натерт, что ворона, спеша войти, неожиданно поскользнулась, но сейчас же подперлась своим хвостом, как палкой, снова пробормотала с неудовольствием: "Кла-ра!"
Я сразу догадался, что мне надо делать: быстро взял в ванной мыльницу, сполоснул, поставил ее на пол, накрошил хлеба, потом налил туда молока. Глядя на мои приготовления, ворона все с нетерпением трясла хвостом, а раз довольно сердито стукнула клювом по мухе, которая села на пол рядом с мыльницей.
- Ну ешь! - весело сказал я и при этом отошел в сторону, чтобы она не стеснялась. Ворона подошла к мыльнице и стала так мотать в клюве хлеб, что во все стороны полетели брызги молока.
- Как тебя звать? - спросил я.
"Кла-ра!" - ответила ворона с полным клювом хлеба и посмотрела на меня презрительно, точно говоря: "Будто и не знаешь!"
- А, Клара! - обрадованно сказал я, но больше вопросов не задавал, сед на стул и начал наблюдать.