Я не понимаю что ты спрашиваеш
может быть это крупная дробь для ружья
Сказки поучительные . Правду как не прячь - наружу выйдет. Начало сказки соответствует несправедливому положению дел, а конец <span>разрушает эту несправедливость. Так выражается твердая уверенность народа в торжестве правды.</span>
<span>Для создания интриги, остроты. Дубровский остается без крова. Покупает паспорт на имя Дефоржа ( учителя0. Попадает в дом. Влюбляется в Машу Троекурову и отказывается от мести его отцу. Сначала открывается гостю Троекурова. Исчезает. Появляется у кареты любимой девушки. но поздно.</span>
Если присмотреться к характеристике двух героев "Медного Всадника", станет явным, что Пушкин стремился всеми средствами сделать одного из них - Петра - сколько возможно более "великим", а другого - Евгения - сколько возможно более "малым", "ничтожным".
"Великий Петр", по замыслу поэта, должен был стать олицетворением мощи самодержавия в ее крайнем проявлении; "бедный Евгений" - воплощением крайнего бессилия обособленной, незначительной личности.
Петр Великий принадлежал к числу любимейших героев Пушкина. Пушкин внимательно изучал Петра, много о нем думал, посвящал ему восторженные строфы, вводил его как действующее лицо в целые эпопеи, в конце жизни начал работать над обширной "Историей Петра Великого". Во всех этих изысканиях Петр представлялся Пушкину существом исключительным, как бы превышающим человеческие размеры. <...>
Однако Пушкин всегда видел в Петре и крайнее проявление самовластия, граничащее с деспотизмом. <...> В "Медном Всаднике" те же черты мощи и самовластия в образе Петра доведены до последних пределов.
Открывается повесть образом властелина, который в суровой пустыне задумывает свою борьбу со стихиями и с людьми. Он хочет безлюдный край обратить в "красу и диво полнощных стран", из топи болот воздвигнуть пышную столицу и в то же время для своего полуазиатского народа "в Европу прорубить окно". В первых стихах нет даже имени Петра, сказано просто:
На берегу пустынных волн // Стоял Он, дум великих полн. <...>
Но Пушкин чувствовал, что исторический Петр, как ни преувеличивать его обаяние, все же останется только человеком. <...> И вот, чтобы сделать своего героя чистым воплощением самодержавной мощи, чтобы и во внешнем отличить его ото всех людей, Пушкин переносит действие своей повести на сто лет вперед ... и заменяет самого Петра - его изваянием, его идеальным образом.
