Ни время, ни место не позволяют нам входить в подробные объяснения о
<span> "Мертвых душах", тем более что это мы непременно сделаем в скором времени, представив читателям "Современника", может быть, не одну статью вообще о сочинениях Гоголя и о "Мертвых душах" в особенности. Теперь же скажем коротко, что, по нашему крайнему разумению и искреннему, горячему убеждению, "Мертвые души" стоят выше всего, что было и есть в русской литературе, ибо в них глубокость живой общественной идеи неразрывно сочеталась с бесконечною художественностию образов, и этот роман, почему-то названный автором поэмою, представляет собою произведение, столь же национальное, сколько и высокохудожественное. В нем есть свои недостатки, важные и неважные. К последним относим мы неправильности в _языке_, который вообще составляет столь же слабую сторону таланта Гоголя, сколько его _слог_ (стиль) составляет сильную сторону его таланта. Важные же недостатки романа "Мертвые души" находим мы почти везде, где из поэта, из художника силится автор стать каким-то пророком и впадает в несколько надутый и напыщенный лиризм... К счастию, число таких лирических мест незначительно в отношении к объему всего романа, и их можно пропускать при чтении, ничего не теряя от наслаждения, доставляемого самим романом. </span>
<span> Но, к несчастию, эти мистико-лирические выходки в "Мертвых душах" были не простыми случайными ошибками со стороны их автора, но зерном, может быть, совершенной утраты его таланта для русской литературы... Все более и более забывая свое значение художника, принимает он тон глашатая каких-то великих истин, которые в сущности отзываются не чем иным, как парадоксами человека, сбившегося с своего настоящего пути ложными теориями и системами, всегда гибельными для искусства и таланта. Так например, в прошлом году вдруг появилась статья Гоголя о переводе "Одиссеи" Жуковским, до того исполненная парадоксов, высказанных с превыспренними претензиями на пророческий тон, что один бездарный писатель нашел себя в состоянии написать по этому поводу статью, грубую и неприличную по тону, но справедливую и основательную в опровержении парадоксов статьи Гоголя. Это опечалило всех друзей и почитателей таланта Гоголя и обрадовало всех врагов его. Но история не кончилась этим. Второе издание "Мертвых душ" явилось с предисловием, которое... которое... испугало нас еще больше знаменитой в летописях русской литературы статьи об "Одиссее"... Это предисловие внушает живые опасения за авторскую славу в будущем (в прошедшем она непоколебимо прочна) творца "Ревизора" и "Мертвых душ"; оно грозит русской литературе новою великою потерею прежде времени... Предисловие это странно само по себе, но его тон... C'est le ton qui fait la musique, говорят французы... {Это тон, который делает музыку. - Ред.} В этом тоне столько неумеренного смирения и самоотрицания, что они невольно заставляют читателя предполагать тут чувства совершенно противоположные... </span>
<span> "Мертвых душах", тем более что это мы непременно сделаем в скором времени, представив читателям "Современника", может быть, не одну статью вообще о сочинениях Гоголя и о "Мертвых душах" в особенности. Теперь же скажем коротко, что, по нашему крайнему разумению и искреннему, горячему убеждению, "Мертвые души" стоят выше всего, что было и есть в русской литературе, ибо в них глубокость живой общественной идеи неразрывно сочеталась с бесконечною художественностию образов, и этот роман, почему-то названный автором поэмою, представляет собою произведение, столь же национальное, сколько и высокохудожественное. В нем есть свои недостатки, важные и неважные. К последним относим мы неправильности в _языке_, который вообще составляет столь же слабую сторону таланта Гоголя, сколько его _слог_ (стиль) составляет сильную сторону его таланта. Важные же недостатки романа "Мертвые души" находим мы почти везде, где из поэта, из художника силится автор стать каким-то пророком и впадает в несколько надутый и напыщенный лиризм... К счастию, число таких лирических мест незначительно в отношении к объему всего романа, и их можно пропускать при чтении, ничего не теряя от наслаждения, доставляемого самим романом. </span>
<span> Но, к несчастию, эти мистико-лирические выходки в "Мертвых душах" были не простыми случайными ошибками со стороны их автора, но зерном, может быть, совершенной утраты его таланта для русской литературы... Все более и более забывая свое значение художника, принимает он тон глашатая каких-то великих истин, которые в сущности отзываются не чем иным, как парадоксами человека, сбившегося с своего настоящего пути ложными теориями и системами, всегда гибельными для искусства и таланта. Так например, в прошлом году вдруг появилась статья Гоголя о переводе "Одиссеи" Жуковским, до того исполненная парадоксов, высказанных с превыспренними претензиями на пророческий тон, что один бездарный писатель нашел себя в состоянии написать по этому поводу статью, грубую и неприличную по тону, но справедливую и основательную в опровержении парадоксов статьи Гоголя. Это опечалило всех друзей и почитателей таланта Гоголя и обрадовало всех врагов его. Но история не кончилась этим. Второе издание "Мертвых душ" явилось с предисловием, которое... которое... испугало нас еще больше знаменитой в летописях русской литературы статьи об "Одиссее"... Это предисловие внушает живые опасения за авторскую славу в будущем (в прошедшем она непоколебимо прочна) творца "Ревизора" и "Мертвых душ"; оно грозит русской литературе новою великою потерею прежде времени... Предисловие это странно само по себе, но его тон... C'est le ton qui fait la musique, говорят французы... {Это тон, который делает музыку. - Ред.} В этом тоне столько неумеренного смирения и самоотрицания, что они невольно заставляют читателя предполагать тут чувства совершенно противоположные... </span>
0
0