Природа играет огромную роль в жизни человека!
Во-первых, природа дает нам кислород для того, чтобы мы жили.
Во- вторых, предостовляет условия обихода:дает древесину, плоды деревьев, которыми мы питаемся, создает вокруг нас чувство простора и красоты.(дала идею дальше допишите сами)
Сере́бряный век— период в истории русской культуры, относящийся к началу XX века, совпавший с эпохой модерна. Такое его название распространилось лишь во второй половине XX века. В европейской культуре рубеж XIX—XX веков получил общепринятое французское наименование fin de siècle («конец века»).
Эпоха рубежа веков получила название «Серебряного века» уже после её завершения. Понятие возникло в среде русской эмиграции (что немаловажно), и изначально было соотнесено с «Золотым веком»пушкинской эпохи (первая треть XIX века), ретроспективно оценивая ушедшее время как второй расцвет русской культуры после него. На авторство термина претендовали философ Николай Бердяев, писатели Николай Оцуп, Сергей Маковский. В отличие от общеевропейского fin de siècle, о искусстве и главным образом литературе Серебряного века говорят только применительно к русской культуре. Следует указать, что серебряный век по отношению к золотому обозначает эпигонство, деградацию, декаданс. Отмечают, что русская художественная литература приобрела в «серебряный век» выраженную эротичность.
"Увяз, любезный друг, по уши увяз, - думал Обломов, провожая его глазами. - И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает... У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно: ума его, воли, чувства - зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое... А между тем работает с двенадцати до пяти в канцелярии, с восьми до двенадцати дома - несчастный!"
Он испытал чувство мирной радости, что он с девяти до трех, с восьми до девяти может пробыть у себя на диване, и гордился, что не надо идти с докладом, писать бумаг, что есть простор его чувствам, воображению.
Различие в том что если она народная то ее написал народ . А если просто сказка то ее написал какой-то писатель.
Cтранная история любви. «…Ее душа мне нравилась», – замечает Н. после нескольких дней знакомства с Асей. Но эта симпатия не безусловна. Н. трудно освоиться с бесконечными метаморфозами поведения девушки. Порой он негодует – «что за детская выходка?», порою называет новую знакомку «капризной девочкой с натянутым смехом». И это не просто раздражение взрослого, наблюдающего каприз ребенка. Внешне свободный, господин Н. привык повиноваться законам света. Подобно встреченным на прогулке «чопорным англичанам», которые «словно по команде, с холодным изумлением проводили Асю своими стеклянными глазами…», он шокирован слишком свободным поведением девушки.
Асе приходится самой сделать первый шаг. Она, подобно Татьяне, присылает молодому человеку записку с приглашением на свидание. Пушкину пришлось защищать свою героиню:
За что ж виновнее Татьяна? За то ль, что в милой простоте Она не ведает обмана И верит избранной мечте? За то ль, что любит без искусства Послушная влеченью чувства, Что так доверчива она, Что от небес одарена Воображением мятежным, Умом и волею живой И своенравной головой, И сердцем пламенным и нежным?
Эти строки, написанные о Татьяне, как нельзя полнее характеризуют и Асю.
В растерянности останавливаются перед «сердцем пламенным и нежным» двое мужчин, брат и возлюбленный. Они, может быть, превосходят Асю в «благоразумии», но неизмеримо уступают в жизненной силе и бескомпромиссности. Гагин причитает тоном старой няньки: «…Она сумасшедшая и меня с ума сведет». «Сел и задумался», получив записочку, господин Н. Растерянность его усиливает прямой искренний вопрос Гагина: «Может быть… как знать? – вам сестра моя нравится?» «Да, она мне нравится», – отвечает наконец Н. Но что-то в тоне его голоса заставляет Гагина с убеждением сказать: «А уезжаем мы все-таки завтра <…>, потому что ведь вы на Асе не женитесь». И повторяет с уверенностью: «Не женитесь».
В сюжетное развитие повести Тургенев вставляет символический эпизод. Н. решил дожидаться времени свидания в маленьком трактире. «Хорошенькая служанка с заплаканными глазами принесла мне кружку пива; я взглянул в ее лицо… “Да, да, – промолвил тут же сидевший толстый и краснощекий гражданин, – Ганхен наша сегодня очень огорчена: жених ее пошел в солдаты <…>.” Она прижалась в уголок и подперла рукою щеку; слезы капали одна за другой по ее пальцам...»
Ганхен… Это ласково-уменьшительная форма имени «Анна» по-немецки, как Ася – по-русски. Перед нами, таким образом, возникает двойник влюбленной девушки. Но что может принести несчастье Асе? Нет объективных причин, как у несчастной немецкой служанки, вынужденной смириться с тем, что ее жениха забирают в солдаты. Ася и Н. – оба свободны, внешних препятствий нет. Гагин сам предложил другу руку сестры.
Словно почуяв немое осуждение, Ася переносит свидание в более «приличное» место, в дом старой немки Луизы. Мы помним, что поэтическое видение юной девушки в доме старухи дало писателю первый толчок к повести. «Морщинистое лицо вдовы бургомистра» с «приторно-лукавой улыбкой» и «тусклыми глазками» напоминает ведьму, которая скрывает взаперти юную принцессу. Герою подобает разрушить злые чары и освободить любимую. Асю он находит притаившейся в верхней комнатке. Ее поза пробуждает поэтическое сравнение с испуганной птичкой. Непосредственное чувство лучше всего выражает себя во взгляде. Теперь Н. сосредоточивает внимание на ее глазах: «О, взгляд женщины, которая полюбила, – кто тебя опишет? Они молили, эти глаза, они доверяли, вопрошали, отдавались… Я не мог противиться их обаянию».
Порыв ответного непосредственного чувства длился недолго. Подобно Онегину, молодой человек начинает читать ей наставления. Асе приходится оправдываться «испуганным шепотом». «Мысль о том, что теперь все пропало, все, все <…>, что Гагин знает о нашем свидании, что все искажено, обнаружено – так и звенела у меня в голове», – так объясняет Н. свое состояние. Он точно забыл, что сам счел нужным рассказать ее брату о роковой записке с приглашением.