Купец.Молодой, честный.Зазывает, покупает, продаёт.Пошёл он домой опечаленный.Решительность.Муж.Любящий, понимающий.Защищает, выходит, убивает.Идёт на смерть ради чести рода.Защитник.Опричник.Молодой, красивый.Грустит, позорит, погибает.Ради своих чувств нарушает закон.Эгоист.Кирибеевич.Любимчик царя, нахальный.Влюбляется, обижает, наказывается.Действует как хищник.Опричник.
Бородино
- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
- Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри - не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
"Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?"
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки -
Французы тут как тут.
Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
"Пора добраться до картечи!"
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.
И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами:
"Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!"
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут.
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась - как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны -
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри - не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!
<span>МОНТЕ-КРИСТО (фр. Monte-Cristo) — герой романа А.Дюма-отца «Граф Монте-Кристо» (1845-1846); он же Эдмон Дантес. История реального прототипа М.-К. почерпнута автором из архивов парижской полиции. Сапожник Франсуа Пию, ставший жертвой жестокого розыгрыша, был заточен в замок Фенестрель. Там он ухаживал за другим узником, итальянским прелатом, завещавшим ему огромное состояние. Оказавшись на свободе,Пико беспощадно отомстил своим врагам, но сам погиб от руки единственного из них уцелевшего. Имя М.-К. навеяно названием небольшого островка неподалеку от острова Эльба. Таким образом автором выделяется 273 значение, казалось бы, мимоходом проходящего в романе образа Наполеона, отблеском которого освещен и М.-К. Герой романа Дюма — оклеветанный завистниками и преданный трусами юный Эдмон Дантес, помощник капитана марсельского судна «Фараон», счастливый жених прекрасной Мерседес — оказывается на семнадцать лет узником замка Иф. Там он встречает аббата Фариа, который завещает ему огромное богатство и собственной смертью способствует его бегству. Эдмон Дантес «умирает» и появляется М.-К., который более чем через двадцать лет «возвращается» с идеей мщения — безумно богатым, могущественным, блестящим творцом мифа о себе самом — загадке парижского света. Он разрабатывает досконально сценарий мщения. Его собственная жизнь подчиняется этому сценарию, где он существует в разных театральных, маскарадных модификациях, — аббатом Бузо-ни, Синдбадом-мореходом, лордом Уилмором. К финалу романа, когда виновные: Кадрусс, Данглар, Фернан и Вильфор — наказаны беспощадно, необходимого удовлетворения не испытывает ни сам М.-К., ни читатель, разве только самый юный, на простодушное восхищение которого, собственно говоря, образ героя и рассчитан. Этим М.-К. отличается от героев «Трех мушкетеров», книги для всех возрастов, с ее ностальгическим томлением по вечному, нерушимому братству. Герой настолько трансформируется, что неузнанным действует среди людей, знавших его прежде. Структурирующий мотив этого характера — мотив внутреннего преображения. Можно говорить только о пунктирном, неявном «просвечивании» сквозь образ холодного и расчетливого мстителя М.-К. прямодушного бескорыстия Дантеса. М.-К. типологически мог бы быть объединен с такими персонажами, как Одиссей или Иосиф Прекрасный, встреченные близкими через многие годы и не узнанные ими. В отличие от Пенелопы, Мерседес не дождалась возлюбленного, поверив в его гибель, а старик отец, в отличие от ветхозаветного Иакова, не перенес разлуки с любимым сыном. Но Одиссея и Иосифа не изменило время, они просто стали старше. Герой Дюма не взрослеет, а перерождается.</span>
Робинзона Крузо" можно любить, можно не любить, но признать, что это великая книга, которая даже слово "робинзон" сделала нарицательным, придётся. Я все робинзонады обожаю с детства, даже, наверное, в детстве любила больше, чем сейчас. Правда, как ни странно, именно сам классический "Робинзон Крузо" нравился мне куда меньше, чем, например, "Новый швейцарский Робинзон" (пусть он и до приторности благочестиво-религиозный и нравоучительный) и нежно обожаемый "Таинственный остров" (кстати, если кто знает ещё какие-нибудь шикарные робинзонады, скажите мне обязательно). Нравилась мне только часть про жизнь на острове, а всё что до и после я обычно пропускала. Не буду спорить, что, может быть, именно в часто пропускаемых частях и содержался основной смысл произведения, глубокая мораль Дефо, которая говорит устами и делами Робинзона, что-то там ещё такое скучное из учебников по истории зарубежной литературы... Мне от Робинзона требовались только банальнейшие приключения. И он мне их давал. Не знаю, не смогу объяснить, откуда у меня страсть ко всем этим спискам "что, чего, откуда и как притащил", но каждый новый предмет, найденный или сделанный Робинзоном, я встречаю тихим довольным урчанием, как будто сделала его сама (ну или по крайней мере я им совместно с бедным Роби буду пользоваться). Эта дотошность и занудность, которая по логике вещей должна быть неимоверно скучной (и он принёс с корабля а) носовых платков пять штук красивых; б) кочергу; в) книжки десять штук нравоучительных) мне очень нравится. Может быть, поэтому и "Таинственный остров" меня в своё время восхитил гораздо больше, потому что там каждая крупица и тряпочка идёт в дело. Наверное, во мне говорит какой-то древний инстинкт Плюшкина и банальный вещизм.
Вообще, страшно представить, что кому-то пришлось бы столько лет жить одному на необитаемом острове. Не знаю, каким характером нужно обладать, чтобы не опустить руки, не впасть в уныние и даже не потерять человеческий облик (столько лет без какого-либо подобия общения...) Прообраз Робинзона Александр Селькирк пробыл на острове всего четыре года и почти одичал, а бесчеловечный Дефо упёк туда несчастного искателя приключений на долгие десятилетия.
А вот продолжения романа читать совершенно не хочется, несмотря даже на то, что во второй части Робинзон путешествует по столь близкой Сибири. Да и написана она, как я понимаю, только на волне успеха первой части, а третья и вовсе содержит только одни нравоучения, так что даже сами англичане того времени, которые любят такое дело, не смогли её переварить.