Моя родина прекрасна! Когда выхожу на улицу, я представляю как сейчас мне повезло, что я могу смотреть на такую красоту, природа это главное! Родина-мама! Жизнь не так длинна чтобы наслодиться родиной где ты живешь!Поэтому не тратьте время на проделки, а просто посидите и подумайте о своей родине!
<span>Бабель приехал в Первую Конную как корреспондент газеты «Красный кавалерист» под псевдонимом Кирилл Васильевич Лютов. Двигаясь с частями, он должен был писать агитационные статьи, вести дневник военных действий. На ходу, в лесу, в отбитом у неприятеля городе Бабель вел и свой личный дневник. Где-то с обозом двигались рукописи — многие из них, как и предчувствовал Бабель, пропали. Сохранилась лишь одна тетрадка. Но дневниковые записи запечатлелись в памяти, и их резонанс определил тональность «Конармии».
На фронте Бабель попал в среду казачества. Исконно иррегулярное войско, казачество в царское время проходило военную службу со своим снаряжением, своими конями и холодным оружием. Во время конармейского похода оторванные от тылов казаки вынуждены были кормиться сами и сами же обеспечивать себя лошадьми за счет местного населения, что нередко приводило к кровавым инцидентам. К тому же казаки шли по местам, где воевали в Первую мировую войну. Их раздражали чужой быт, чужая культура, попытки евреев, поляков, украинцев сохранить стабильный уклад жизни.
Привычка к смерти за время войны притупила в них страх смерти, чувство жизни. И казаки давали выход своей усталости, гонору, хладнокровному отношению к своей и тем более к чужой смерти, пренебрежению к личному достоинству другого человека. Насилие встало в обыденный ряд.
Чувствуя, что на глубине людской психологии жил смутный инстинктивный порыв к свободе и воле, Бабель в то же время остро ощущал незрелость, отсутствие культуры, грубость казачьей массы, и ему было трудно представить себе, как будут прорастать в этом сознании идеи революции.
Все это предопределило сложную тональность книги. Примером может служить рассказ «Переход через Збруч», открывающий «Конармию»:
«Поля пурпурного мака цветут вокруг нас, полуденный ветер играет в желтеющей ржи, девственная гречиха встает на горизонте, как стена дальнего монастыря. Тихая Волынь изгибается, Волынь уходит от нас в жемчужный туман березовых рощ, она вползает в цветистые пригорки и ослабевшими руками путается в зарослях хмеля. Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова, нежный свет загорается в ущельях туч, штандарты заката веют над нашими головами. Запах вчерашней крови и убитых лошадей капает в вечернюю прохладу. Почерневший Збруч шумит и закручивает пенистые узлы своих порогов. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд. Величавая луна лежит на волнах. Лошади по спину уходят в воду, звучные потоки сочатся между сотнями лошадиных ног. Кто-то тонет и звучно порочит Богородицу. Река усеяна черными квадратами телег, она полна гула, свиста и песен, гремящих поверх лунных змей и сияющих ям».
Мы видим: внутреннее напряжение в текстах Бабеля создается отношениями слова и «противослова», говоря словами М. М. Бахтина. Поля пурпурного мака, которые «цветут вокруг нас», так же как «девственная гречиха» и полуденный ветер, играющий в «желтеющей ржи», — все это расслабляет и умиротворяет читателя, и даже фраза «тихая Волынь изгибается» еще находится как бы внутри этого настроения. Но заметим: ощущение опасности и подвоха, скрытое в мирной природе, усиливается. «Волынь уходит от нас в жемчужный туман березовых рощ, она вползает в цветистые пригорки и ослабевшими руками путается в зарослях хмеля». Небо еще названо «оранжевым» (что ассоциируется с желтыми насыщенными лучами солнца в закатную пору), но оно катится по небу, «как отрубленная голова», еще загорается «нежный свет», но он загорается в «ущельях туч»; закат определяется через знаки войны — «штандарты заката веют над нашими головами». Но и «вечерняя прохлада» — это из какой-то другой, мирной жизни. Сейчас же: «Почерневший Збруч шумит и закручивает пенистые узлы своих порогов. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд». В середине отрезка начинает казаться, что картина разрушения доминирует, что она определяет смысловой акцент. Но рядом Бабель ставит фразу, полную мира и спокойствия: «Величавая луна лежит на волнах». Соседние строчки как будто написаны в тон: «Лошади по спину уходят в воду, звучные потоки сочатся между сотнями лошадиных ног. Кто-то тонет и звучно порочит Богородицу», но это — мнимое спокойствие: абзац кончается фразой, где слово и «противослово» спрессованы, связаны в такой же тугой узел: «Река усеяна черными квадратами телег, она полна гула, свиста и песен, гремящих поверх лунных змей и сияющих ям». С разных сторон текста идут токи к одному образному центру, который как бы вбирает в себя пучок разнообразных смысловых оттенков, концентрирует их в одном новом поэтическом тропе.</span>
кусака лишена сосроданий,потому что она очень часто доверяла людям,а они её подводили, и поэтому она очень сильно отдалилась от людей,осебенно тогда когда пьяный мужик сначала позвал её и хотел приласкать,но когда кусака всё же решила приблизиться к нему с огромнейшим , тот мужик ударил её!После этого она совершенно разочаровалась в людях и перестала им доверять,и если она сначала была робкой и боялась всего, то сейчас она бросается на всех от боязни!
Эта повесть рассказывает о детстве маленького мальчика ,у которого в 6 лет умер отец и,и они с матерью приехали на житьё к отцу матери ,деду Каширину ,в Нижний Новгород .У деда была своя красильная мастерская ,в его доме жило много народу - его сыновья со своими семьями .В этом доме будущий писатель Максим Горький увидел " свинцовые мерзости жизни" и на всю жизнь возненавидел тех ,кто подличает ,врёт ,обижает слабых ,бывает зол и немилосерден .В этом доме Алёша Пешков ( это настоящее имя автора ) получил первые уроки грамоты ( от деда ) и первые розги ( от него же ) .Здесь он познакомился с людьми ,сыгравшими большую роль в его жизни : бабушкой Акулиной Ивановной ( от неё он услышал сказки и русские песни ,научился преодолевать невзгоды и не унывать ) С Ванькой Цыганком - сильным ,великодушным и добрым подмастерьем в доме деда ,безвременно погибшим по вине завистливых дядьёв .,С "Хорошим Делом" ,химиком ,"лучшим из людей в своём Отечестве" .Это была школа жизни .
В 10 лет разорившийся дед сказал осиротевшему внуку :"Ну ,Лексей .Ты не медаль ,и на шее у меня не место тебе .А иди-ка ты в люди"
Так закончилось детство будущего писателя.
Абу-Симбел[1] (в другой транскрипцииАбу-Симбиль[2] ) — скала на западном берегу Нила, в которой высечены два знаменитых древнеегипетских храма во время правления Рамзеса II (прибл. 1298—1213 до н. э.). Находится в Нубии, в 285 км южнее Асуана, близ современной египетско-суданской границы.
Выдающаяся почти к самой реке скала из мелкозернистого песчаника, высотой в 100 м, названа в иероглифических надписях «священной горой» и, как можно предположить, была укреплена фортификационными сооружениями, и поэтому местность в надписях названа «крепостью Рамзессополисом». Современное название Абу-Симбел произошло от скалы, на которой, в том месте, где река делает к ней изгиб, высечен в барельефе египетский мужчина, в заострённом фартуке которого арабскиеморяки усматривали подобие хлебной меры; поэтому изображение это названо «Абу-Симбел», отец хлеба (от араб. sinbel — колос), а затем это название присвоено было и всей группе скал с их храмами. В Европе храм стал известен в 1810-е г. по описаниям Иоганна Людвига Буркхардта
Абу-Симбел включён в список Всемирного наследия.[3]
