<span>Жил был на свете щенок. Он был очень любознательный. В любую щель залезет, повсюду свой нос сунет. недаром про него мама говорит " мал да удал". Прыгал он, бегал, да и разбудил нашего кота Ваську. Кот ему лапой по носу, чтоб не мешал спать. А щенку и горя мало, ему играться хочется</span>
Лонгрен по натуре был достаточно замкнутым и неразговорчивым человеком, а после смерти Мери и вовсе стал нелюдимым. Односельчане его не любили и сторонились, особенно после одного обстоятельства. Когда трактирщик Меннерс вышел в море на своей лодке, и его штормом унесло в губительные просторы, Лонгрен все видел, но и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ему. Лонгрен был очень заботливым и любящим отцом. Ради дочери он работал не покладая рук, мастерил игрушки для городских магазинов. Когда игрушки уже не раскупали, он решил снова выходить в море. Поначалу рыбачил, а потом ушел служить на почтовый пароход.
Это самое нормальное что я нашла
Чудо мы ищем
Всегда и везде
но находим его
мы только во сне
У этого мира
Проблема одна
Редко случаются
с нами чудеса
Их дружба очень крепка,раз Герда пошла спасать Кая, жертвуя собой
Повесть «Убиты под Москвой» не прочтешь просто так, на сон грядущий, потому что от нее, как от самой войны, болит сердце, сжимаются кулаки и хочется единственного: чтобы никогда-никогда не повторилось то, что произошло с кремлевскими курсантами, погибшими под Москвой» (Астафьев). Писатель то и дело останавливает взгляд на главном герое - Алексее Ястребове, несущем в себе «какое-то неуемное притаившееся счастье, радость этому хрупкому утру, тому, что не застал капитана и что надо было еще идти и идти куда-то по чистому насту, радость словам связного, назвавшего его лейтенантом, радость своему гибкому молодому телу в статной командирской шинели-«как наш капитан!»-радость беспричинная, гордая и тайная, с которой хотелось быть наедине, но чтобы кто-нибудь видел это издали».
Герой Воробьева внутренне, существом своим остался там, за чертой, в такой далекой уже и такой еще недавней мирной жизни. Сознание его не перестроилось, не вместило-да и не могло сразу вместить-всего происходящего, всего, что обрушила на него вдруг жестокая действительность войны. Слишком отличалась она от привычных сложившихся представлений. «Все существо Алексея Ястребова противилось тому реальному, что происходило,--он не то что не хотел, а просто не знал, в какой уголок души поместить хотя бы временно и хотя бы тысячную долю того, что совершилось,--пятый месяц немцы безудержно продвигались вперед, к Москве...И в душе Алексея не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны». Эта «невероятная явь войны» явилась неожиданностью не только для молоденьких бойцов и лейтенантов, но и в значительной степени и для их командиров. Потому-то, видимо, и не смог до конца сориентироваться в сложившейся обстановке бравый и решительный капитан Рюмин - любимец и идеал курсантов, застрелившийся после гибели роты.