Действительно, пошлость и мещанство жизни людей — вот чем наполнены рассказы Чехова (в основном сатирические, а не юмористические), вот против чего он восстает и что обличает в своих произведениях «Крыжовник», «Ионыч», «Душечка», «Человек в футляре», «Палат № 6″ и многих других.
А знаем ли мы, что такое пошлость, мещанство, мещанский образ жизни? В словаре пошлостью называется все низкое в нравственном отношении, то есть деградировавшее, а мещанами — людей с мелкими, сугубо личными интересами, с узким кругозором и неразвитым вкусом.
Такое понимание пошлости и мещанства мы видим прежде всего рассказе „Ионыч“, в котором знакомимся с Дмитрием Старцевым, врачом, назначенным в уездную земскую больницу. В начале рассказа это хороший врач, прекрасно выполняющий свои обязанности: год он проводит в „трудах и одиночестве“. Молодой, целеустремленный, мечтательный, с высокими идеалами — таким нам рисуется главный герой. Он терпеть не может „картежников, алкоголиков, крикунов“ — обывателей города, которые долгое время раздражали Старцева „своими разговорами, взглядами на жизнь и даже своим видом“. Доктор не вписывается в эту общую массу. Он другой. „Где же пошлость и мещанство? Что обличает Чехов в этом рассказе?“ — спросите вы.
В рассказе"Крыжовник» деградация героя показана почти с самого начала произведения. Тоска, незанятость, ощущение пустот жизни и одиночества привели к тому, что наш герой — Николай Чимша-Гималайский — решил купить усадебку и посадить там крыжовник. И эта мечта, а позже — навязчивая идея, заставляет нашего героя жить впроголодь. Круг интересов этого героя замкнулся на одном — на покупке дома: «Он чертит план своего имения, и всякий раз у него на плане выходило одно и то же: а) барский дом, б) людская, в) огород, г) крыжовник». Можно даже сказать, что главное его устремление — не покупка дома, а наличие крыжовника, своего крыжовника.
И вот мечта Гималайского сбылась, и нашему новоиспеченному барину уже и нужно только, чтобы его называли «ваше высокоблагородие» и кормили досыта. А самое главное, чтоб под рукой всегда был кислый твердый крыжовник с собственного огорода.
«Вот так и становятся мещанами!» — думаем мы. Одна мечта, стремление к ее исполнению сделали жизнь нашего героя настолько скудной, что он «опустился» нравственно, морально. И мы не рады за него, а, скорее, презираем. Высокая цель, желание, мечта должны не способствовать деградации человеческой души, а наоборот, делать ее возвышеннее, целеустремленнее, благороднее. А тут — пошлость и ограниченность, замкнутость на личном интересе.
Как же схожи образы Чимши-Гималайского и Оленьки из рассказа Чехова «Душечка»! Только если в рассказе «Крыжовник» звучит яркая и обличительная насмешка, ирония, то в рассказе «Душечка» мы чувствуем другое (иное) отношение автора к героине, его ироническое и, в то же время, презрительное отношение к ней.
Да, Душечка тоже зациклена на одном интересе, да, она ограничена и замкнута. Чем? В чем? Почему? Своим стремлением обязательно кого-то любить. Сначала это был антрепренер Кукин, затем — управляющий лесным складом Василий Андреевич Пустовалов, потом — ветеринар, после побега которого «сама Олечка постарела, подурнела…»
Но самое главное — у героини не было своего мнения, и это -самое страшное. Душечка настолько была ограничена, что могла выражать только чье-то мнение, а своего не имела. У героини не было своей жизни, своих взглядов, а была лишь душа, которая потом полностью была отдана другим людям. Главным для нее было заботиться о ком-то, выражая чье-то мнение, соглашаться с ним. Как такового, человека Оленьки, дочери отставного коллежского асессора Племянникова, не было.
В рассказе, думается, показаны не постепенное оскудение души героини, не ее нравственная деградация. Автор обратил внимание на самое страшное, что может быть, — отсутствие как души как таковой, отсутствие, как такового, своего мнения, отсутствие настоящего человека.
Из рассказа в рассказ Чехов смело и безбоязненно рисует то, что его окружает. Рисует страшное в ярких иронических красках, скрывая за этим свою боль и обиду, презрение к пошлости и мещанству человеческой жизни, а самое главное — человеческой души.
<span>И мы с ужасом взираем вокруг себя и понимаем: пошлость и мещанство никогда не изживут себя, они часть этого мира, они — его порождение. И пока сама наша жизнь, действительность не перестанет «рождать» ограниченных и безнравственных людей, одной из основных тем русского литературы будет тема: «пошлость пошлого человека».</span>
1)Художник И.И.Левитан любил русскую природу. В своих картинах он передал красоту родного края. Один из его пейзажей «Весна. Большая вода».<span> Берёзки, стоящие по колено в воде, будто танцуют и хотят выпрыгнуть из холодной воды. Старое могучее дерево их утишает. Спокойная вода гладкая как зеркало напевает песню, которая помогает утешить берёзок. Лодка, стоящая у берега, как волшебный мост, который помогает войти в картину. На этой волшебной лодке может быть, сам Левитан добрался до этого чудесного мира. Левитан проплыл мимо двух берёзок, которые склонились как ворота для прохода в этот мир. Вдали есть дома, в которых живут люди. Им повезло, ведь они видят эту красоту почти каждый день.</span><span> Мне картина нравится тем, что она помогает понять человеку, что он часть природы. 2)</span>Исаак Левитан любит русскую природу. В своих пейзажах он передает ее скромную красоту. Вот одна из его картин «Весна. Большая вода».<span> Стоит ясный день. Белоствольные березки по колено в воде. У них тонкие, изогнутые стволы. Они хотят выбраться из зеркальной воды. Далеко за рекой дома и даже село. Старый дуб как будто умирает, а березки отдают ему жизнь. Небо как прозрачная сетка повисло и яркое солнце играет с водой салочки. Зеленая травка еще слабенькая блестит на солнце. Роса еще не спала.</span>Вдали красивый, низкий берег затопило и жители ушли. Бесхозная лодка у берега это знак, что здесь есть человек.<span> Картина мне понравилась и я хочу поплавать в этой реке. Только одно не радует, что дуб скоро умрет и березки останутся без учителя жизни. выбирай)</span>
Югов А. К. О "ЗОЛОТОМ СЛОВЕ" В "Слове о полку Игореве" около четверти всей песни занимает так называемое обычно "Золотое слово Святослава" - Святослава Всеволодовича, великого киевского князя, старейшины всей Киевской Руси во времена Игорева похода.
Эта совокупность строф даже в школах наших заучивается под таким именно названием: "Золотое слово Святослава". А между тем этому необходимо положить конец, ибо недопустимо, чтобы величайший памятник мировой поэзии превращался в источник ложных сведений по отечественной истории. Отнесение всех этих строф к Святославу Киевскому есть досадная ошибка.
"Тогда великый Святъслав изронил злато слово слезами смешено и рече: "О, моя сыновча, Игорю и Всеволоде! рано еста начала Половецкую землю мечами цвелйти" (рано вы начали Половецкой земле мечом обиду творить) . Так начинается "Золотое слово". Далее, после горьких упреков "сыновцам" своим на то, что ни во что поставили его старейшинство ("это ли сотворили моей серебряной седине! "), киевский великий князь обращается с призывом ко всем князьям древнего Киевского государства - начиная от Карпат (Галицкий Осмомысл Ярослав) и кончая Волгою и Уралом (Всеволод Большое Гнездо) . Вот это именно воззвание ни в коем случае не входит в "Золотое слово Святослава". Оно целиком принадлежит самому гениальному певцу. Он, как признают все, был тонким знатоком истории и междукняжеских взаимоотношений, а потому никоим образом не мог вложить в уста киевского великого князя, отца всех князей Киевсйой Руси, старейшины Русской земли, те слова, которые были унизительны для него именно как для первого в старейшинстве князя.
Особенно ясно это будет из дифирамба, который якобы Святославом Киевским произносится в честь галицкого князя Ярослава Осмомысла:
"Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы Угорьскыи (Карпатские) своими железными полки, заступив королеви (королю) путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя (твои) по землям текуть. Отворяеши Киеву врата. Стреляешь с отня (т. е. отеческого) злата стола салтаны за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича! "
Разве правдоподобно, чтобы только что перед тем скорбевший о своем попранном достоинстве - отца всех русских князей, старейшины всей Руси - Святослав Всеволодович Киевский вдруг этим обращением к Галицкому, да еще князю из рода Ростиславичей Галицких, сам поставил бы свое достоинство ни во что да еще воспевал бы Ростиславича Осмомысла за то, что он не только "султанов стреляет за землями", но и Киева врата отпирает, то есть принуждает к покорности. Ибо "отворять какому-либо городу врата" означало в Древней Руси принудить к сдаче, к покорности, вступить в город победителем. Среди историков это известно каждому.
Дадим прямой пример из летописи, который с несомненностью объясняет, что именно означало "отворять Киеву врата". Юрий Суздальский, отец Всеволода, который якобы тоже воспет киевским великим князем, - Юрий Суздальский отступает от Киева и пытается хотя бы Белгороду "отворить врата". Он обращается к белгородским гражданам с таким грозным требованием: "Вы есте людье мои, а отворите мне град! " На это белгородцы, зная уже, что у суздальского князя не хватило сил "отворить врата Киеву", насмешливо отвечают ему со стен: "А Киев каково тебе отворился? " ("А Киев ти ся кое отворил? ")
<span>Таких примеров, с несомненностью объясняющих, что именно Древняя Русь понимала под выражением "открывать ворота" какому-либо городу, мы знаем в летописях весьма много. Однако же комментатор "Слова о полку Игореве" по "Школьной серии" поучает школьников: "отворяеши Киеву врата" - то есть открываешь доступ в свою землю товарам, идущим из Киева и через Киев". В тяжелое положение ставят такие комментаторы преподавателей отечественной истории! А историю они искажают.</span>