Да простит меня Александр Сергеевич! Итак, бульварный роман
Евгений Онегин. Наши дни
К старшой сестре Таньки Лариной ходил жених. А с ним вместе и дружок его - Женька Онегин. Времени у Женьки было много, он нигде не работал. И бабки были - недавно его родич помер и наследство оставил. Так что прикид у Женьки был клевый и телефон крутой - Айфон 5 поколения и в самых модных клубах он тусил. Короче, Танька на него запала. Так запала, что раздобыла у Вовки Ленского номер мобильника Онегина. И послала ему смску. Клевая такая смска. В интернете скачала. Стишок какого-то известного поэта, только фамилию она позабыла. Или Пашкин, или Пышкин. Не важно. Главное, стих жизненный такой, словно про Таньку. И начинается словами: "Я вам пишу, чего же боле..."
Но или Женька смску не получил, или решил поиздеваться над Танькой, но он стал кадрить Танькину сестру Ольгу. Конечно, Танька психанула. Даже любимую Олькину кофточку пропалила. Чтоб та сильно нос не задирала. Мать Таньку за эту кофту наказала. Да так сильно наказала, что Танька из дому сбежала.
Долго она бродяжничала, потом попала в бордель. Тяжело там было. Но через пару лет окрутила какого-то богатенького папика. И тот даже женился. Кто бы мог подумать.
А Танька стала вся из себя такая фифа. Будто всю жизнь прожила, как королева. И однажды они с мужем были на приеме у французского посла. Прием был важен для мужа, поэтому Татьяна (теперь ее звали только так, Танька осталась где-то очень далеко, в прошлой жизни) провела весь день в салоне и выглядела на пять с плюсом. Конечно, на приеме было скучно, но что делать - этикет есть этикет. И вдруг она почувствовала, что чей-то взгляд пристально изучает ее. Татьяна повернула голову, и от этого движения бриллиантовые серьги заиграли миллиардами огней. В углу стоял официант с разносом и бесстыдно разглядывал Татьяну. Лицо официанта показалось смутно знакомым. Через некоторое время Татьяна вспомнила Онегина и подумала: "Как хорошо, что не ответил он мне на смску. А то была бы сейчас женой официанта. Да еще и лысого."
И почему-то в памяти всплыли слова то ли Пашкина, то ли Пышкина: "Но я другому отдана ..."