В дореволюционной России долго сохранялся старый феодальный строй, когда господствовало дворянство. Оно жило за счёт тех доходов, которые давали ему их поместья. Но постепенно в России, правда, позже, чем в других государствах, начал развиваться капитализм. В обществе появился новый класс — буржуазия. Это был молодой хищник, который пожирал дворянство. Оно постепенно разорялось, уступая место буржуазии.
Вот эту смену общественных формаций и показал Чехов пьесе «Вишнёвый сад». Представителем буржуазии в пьесе является Лопахин. Он, выходец из простого народа, сумел стать хозяином жизни. «Только что вот богатый, денег много, а ежели подумать и разобраться, то мужик-мужиком»,— говорит он. Лопахин живёт в то время, когда над миром царил один господин и бог — голый чистоган. Может быть, Лопахин не был бы таким человеком, если бы жил в другое время.
Он был выходцем из мужиков, его дед находился в крепостной зависимости у господ Раневских. Очень рано он понял, что такое господа, а что — мужик. По-видимому, Лопахин грамотен. Он, правда, засыпает над книгой, но строчки из «Гамлета» Шекспира запали ему в душу: «Охмелия, иди в монастырь...»
Он воспитан, знает, как говорить с господами. Его голос становится мягким, добрым, когда он утешает Раневскую, Но Лопахин — это" капиталист. Ему нужны деньги, и он их добывает любым путём. Он буквально требует, чтобы Раневская продала ему вишнёвый сад.
Александр Сергеевич Грибоедов вошел в русскую литературу как автор одного произведения, но оно поистине гениально. Комедия “Горе от ума” разлетелась на крылатые фразы, четверостишья, выражения, еще не успев стать общеизвестной. Это ли не истинное признание. Мы часто говорим: “А судьи кто?”, “Чуть свет уж на ногах! И я у ваших ног”, “Ужасный век!”, “Друг, нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок”, не задумываясь, что это фразы из гениальной комедии “Горе от ума”.
Грибоедов не только точно и правдиво изобразил характеры героев первой четверти XIX века, но и подарил прекрасный кладезь мудрости, искрометного юмора, из которого мы черпаем более ста лет сокровища, а он все не истощается. Не менее гениально создана картина жизни московского барства.
В образе Павла Афанасьевича Фамусова мы видим типичного московского барина. Он богат, самовлюблен, вполне доволен жизнью, где все подчинено ему, установленному им порядку. Так иллюзорно мыслит Фамусов. Павел Афанасьевич хлопочет день целый. По его словам:
“Ло должности, по службе хлопотня.
Тот пристает, другой, всем дело до меня!”
Фамусов возмущен нравами, когда молодежь пытается учить старших, вмешиваться в жизнь:
“Ужасный век! Не знаешь что начать!
Все умудрились не по летам!
А пуще дочери, да сами добряки”.
Он видит причину этому в чрезмерной свободе нравов и распространении образованности. Иностранцы заводят свои беспорядки, и Павел Афанасьевич громко протестует:
“А все Кузнецкий мост, и вечные французы,
Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:
Губители карманов и сердец!
Когда избавит нас творец
От шляпок их! чепцов и шпилек!
И булавок,
И книжных и бисквитных лавок!”
Фамусов приверженец старинного образа жизни, он постоянно вспоминает “золотой век” Екатерины, когда патриархальность защищала права главы семьи. В беседах с дочерью, гостями, многочисленными домочадцами Павел Афанасьевич высказывает свои взгляды на брак:
“Ах, матушка, не довершай удара!
Кто беден, тот тебе не пара”,—
говорит он Софье. Это глубокое убеждение самого Фамусова. На отношение к делу он смотрит более чем легкомысленно:
“А у меня, что дело, что не дело.
Обычай мой такой: Подписано, так с плеч долой”.
Павел Афанасьевич считает себя вправе всех учить, всем давать наставления. Он богат, а значит считает себя хозяином жизни, дающим приют, работу, способ существовать многочисленным людишкам. Он их презирает, уважая только вышестоящих, завидуя умению некоторых возвыситься, мгновенно разбогатеть. Причем способы его не смущают, все хорошо для достижения “высокой цели”, считает Павел Афанасьевич. Его идеалом является Максим Петрович:
“В чины выводит кто и пенсии дает!”
а также полковник Скалозуб:
“Известный человек, солидный, и знаков тьму отличья нахватал; не по летам и чин завидный”.
В этом обществе ценятся не душевные качества человека, о них просто никто не думает, а толстый кошелек, возможность приблизиться к “кормушке”, обойдя более нерасторопных или менее удачливых. Патриотизм, чувство долга, желание служить делу, а не людям кажутся в этом обществе мыслями опасными, безумными, способными раскачать и разрушить устои этого общества. Поэтому все члены фамусовского круга объединяются против Чацкого. Они видят в нем символ нового времени, перемен, которые сметут устоявшийся и устраивающий их “беспорядок”, лишат этих людей источников
дохода.
Фамусовское окружение сплетничает и злословит друг о друге, подсмеивается над окружающими, но оно удивительно единодушно объединяется против Чацкого, видя в нем главное зло — разрушителя устоев и канонов этого общества. Оно так же боится Александра Андреевича, как и ненавидит.
Комедия актуальна и в наши дни. Борьба нового со старым есть закон жизни, и пока существует эта борьба, жизнь будет двигаться вперед, трудно, болезненно, преодолевая препятствия. Комедия зовет смелых и сильных вперед, в будущее, отметая со своего пути все старое, отжившее, косное.
Это план:
Для начала разделим понятия «писатель», «автор» и «повествователь».
Писатель – человек, написавший данное произведение, то есть лицо, стоящее вне структуры художественного текста и принадлежащее миру реальной действительности.
<span>Автор – образ писателя в созданном им произведении, который возникает в сознании читателя на основании прочитанного текста. </span>
Повествователь – образ рассказчика в произведении, лицо, от имени которого ведётся рассказ о людях и событиях. Таким образом, между читателем и героями рассказа\ романа всегда стоит как бы посредник — тот, кто повествует о событиях.
<span>Разницу уловили? Так вот, повествование от первого лица – это некая заявка на тождество автора и повествователя. </span>
Повествователь раскрывает сюжет, ссылаясь на «Я» (или «мы»), и персонаж всегда присутствует внутри собственной истории.
«Я» может быть главным героем (Сергей Леонтьевич Максудов – «Театральный роман» Булгакова), или кем-то близким к главному герою (доктор Ватсон у Конан Дойла), или совсем вспомогательным персонажем (Ник Каррауэй – «Великий Гэтсби» Фицджеральда).
Но в любом случае «Я» имеет собственные мнения и предубеждения. «Я» предоставляет информацию (или намеренно отказывает в ней – в зависимости от взгляда на происходящее), на основании которой читатель определяет свое отношение к рассказчику и другим героям и решает, что же происходит на самом деле.
Теперь на примере. «Первая любовь» Тургенева.
Помните, повествование ведется от имени Владимира? Ему шестнадцать лет, и соответственно, он передает события в своей интерпретации – очень молодого человека, почти подростка. В силу недостатка жизненного опыта Владимир не может правильно оценить взаимоотношения своего отца и Зинаиды. Информация, которой владеет «Я», неполная, и такой же неполной поступает читателю. Однако это ничуть не мешает читателю сделать собственные выводы о происходящем и сформировать собственное отношения к героям. И, скорей всего, отношения сформировались именно те, которые имел в виду сам Тургенев.
На основании этого примера (как и многих других) можно выделить основные особенности произведений, написанных от первого лица:
<span>1). естественность изображения внутреннего мира самого повествователя и </span>
<span>2). ограничение в изображении внутреннего мира других персонажей и в изображении внешнего мира. </span>
Уже не план
Я убрал руку со стены, прекратив поиски выключателя. Прошло какое-то время. Минуты или секунды - не знаю. Сердце отчаянно колотилось в груди. Я чувствовал, как кровь бьет в висках. Стало очень холодно.
- Привет, - сказал я.
Ответа не последовало. Я слышал, как далеко внизу с какой-то трубы падают капли конденсата. Я слышал собственное дыхание. Я слышал доносящееся издалека, из другого мира, где светило солнце, торжествующее карканье вороны. Может, она только что разгрузилась на капот моего автомобиля. Мне действительно нужна сова, подумал я. Просто не знаю, как я сумею без нее обойтись.
- Привет, - вновь подал я голос. - Ты можешь говорить?
Тишина.
Я облизнул губы. Я стоял в темноте, обращался к призракам и, тем не менее, не казался себе полным идиотом. Отнюдь. Я чувствовал холод, которого сначала не было, и знал, что я в подвале не один.
- Тогда ты можешь стучать. Наверняка можешь, если тебе по силам захлопнуть дверь.
Я стоял и вслушивался в падение капель. Других звуков не было. Я уже поднял руку к выключателю, когда где-то под ногами раздался негромкий стук. В "Саре-Хохотушке" подвал глубокий, и три верхних фута бетона изолированы большими панелями "инсу-гард". И звук, который я слышал, возникал, я мог в этом поклясться, при ударе кулака о такую панель.
От этого удара волосы у меня встали дыбом, глаза едва не вылезли из орбит, а вся кожа покрылась мурашками. В подвале что-то есть! Что-то мертвое. Я более не мог нажать на рычажок выключателя, даже если бы и захотел. У меня не было сил поднять руку.
Я попытался заговорить, но сподобился лишь на сиплый шепот:
- Ты здесь?» (Стивен Кинг. Мешок с костями)
<span>«Я» может рассказывать о своих чувствах как угодно, и никто из критиков не вправе упрекнуть автора, что у героя от страха зачесалась правая пятка, а не волосы встали дыбом. «Я» так чувствую. </span>
<span>Для разговора с критиками отмазка неплохая, но в отношениях с читателями не стоит доводить ее до абсурда. Если «мне» в драке проломили череп, вряд ли «Я» смогу произнести длинный монолог, бичующий несовершенства нашего мира. </span>
Читатель любит правдоподобие, даже если оно к а ж у щ е е с я (то есть литературный вымысел, но не противоречащий законам физического мира).
Вершина литературного мастерства – образ героя описан так живо, что читатель полностью отождествляет автора и «Я» повествователя.
Порой это бывает даже наивно. Читатель начинает писать письма на Бейкер-стрит, 221-б, с просьбой разобраться в каком-то запутанном деле, или подозревать, что несовершеннолетними девочками увлекался сам Набоков, а не Гумберт Гумберт.