<span><span>Беда бедой беду затыкает.
Бежал от дыма и упал в огонь
.</span><span>Без денег сон крепче.
Без ума голова - ногам пагуба.
</span><span>Белый заяц бел, да цена ему пятнадцать копеек.
Береги бровь, - глаз цел будет.
</span><span>Бери в работе умом а не горбом.
Бить дурака - жаль кулака.
</span><span>Блины брюху не порча.
Бог не выдаст - свинья не съест.
</span><span>Бог правду видит, да не скоро скажет.
Богатому пакость, а убогому радость.
</span><span>Богаты не будем, а сыты - то будем.
Больно ранен - и головы не нашли.
</span><span>Будет досуг, когда вон понесут.
Был бы омут, а черти будут.
</span><span>Была пора, да минулась.
Были вишни, да все вышли.
</span></span><span>В болоте тихо, да жить там лихо.</span>
После того, как чувства любви Чацкого были разбиты, он решает покинуть социум Фамусовых, Скалозубов, Молчалиных. Он считается себя полностью отверженным, поэтому уезжает на карете из Москвы скорейшим делом, уезжает со словами:
"<span>Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, </span>
<span>Где оскорбленному есть чувству уголок!.."
Уезжает уже было навсегда. Но утром, проснувшись и вспомнив о произошедшим ужине, Чацкий не может сдержать слез и </span>требует позвать к себе Молчалина. В это время Фамусов гневается на Александра, ведь теперь он будет "опозорен" перед высшим обществом. Теперь в разговор вмешивается Молчалин, сказав о том, что никто сцену с Софьей Павловной не видел кроме слуг, а они-то не разболтают. Теперь Александр Чацкий весел, ведь его репутация спасена.
Севастополь в декабре месяце«Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; тёмно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждёт первого луча, чтобы заиграть весёлым блеском; с бухты несёт холодом и туманом; снега нет — всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далёкий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра... Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах...» Несмотря на то, что в городе идут боевые действия, жизнь идёт своим чередом: торговки продают горячие булки, а мужики — сбитень. Кажется, что здесь странно смешалась лагерная и мирная жизнь, все суетятся и пугаются, но это обманчивое впечатление: большинство людей уже не обращает внимания ни на выстрелы, ни на взрывы, они заняты «будничным делом». Только на бастионах «вы увидите... защитников Севастополя, увидите там ужасные и грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища».В госпитале раненые солдаты рассказывают о своих впечатлениях: тот, кто потерял ногу, не помнит боли, потому что не думал о ней; в женщину, относившую на бастион мужу обед, попал снаряд, и ей отрезали ногу выше колена. В отдельном помещении делают перевязки и операции. Раненые, ожидающие своей очереди на операцию, в ужасе видят, как доктора ампутируют их товарищам руки и ноги, а фельдшер равнодушно бросает отрезанные части тел в угол. Здесь можно видеть «ужасные, потрясающие душу зрелища... войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знамёнами и гарцующими генералами, а... войну в настоящем её выражении — в крови, в страданиях, в смерти...». Молоденький офицер, воевавший на четвёртом, самом опасном бастионе, жалуется не на обилие бомб и снарядов, падающих на головы защитников бастиона, а на грязь. Это его защитная реакция на опасность; он ведёт себя слишком смело, развязно и непринуждённо.По пути на четвёртый бастион всё реже встречаются невоенные люди, и всё чаще попадаются носилки с ранеными. Собственно на бастионе офицер-артиллерист ведёт себя спокойно (он привык и к свисту пуль, и к грохоту взрывов). Он рассказывает, как во время штурма пятого числа на его батарее осталось только одно действующее орудие и очень мало прислуги, но всё же на другое утро он уже опять палил из всех пушек.Офицер вспоминает, как бомба попала в матросскую землянку и положила одиннадцать человек. В лицах, осанке, движениях защитников бастиона видны «главные черты, составляющие силу русского, — простоты и упрямства; но здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и страдания войны, кроме этих главных признаков, проложили ещё следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства... Чувство злобы, мщения врагу... таится в душе каждого». Когда ядро летит прямо на человека, его не покидает чувство наслаждения и вместе с тем страха, а затем он уже сам ожидает, чтобы бомба взорвалась поближе, потому что «есть особая прелесть» в подобной игре со смертью. «Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, — это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа... Из