Командир кавалеристского отряда оставил в деревне коня, раненного в ногу осколком немецкого снаряда. Приютил коня мельник Панкрат, мельница которого давно уже не работала. Мельник, считающийся в деревне колдуном, вылечил коня, но прокормить его не мог, и тот ходил по дворам, искал еду, побирался.
По деревне говорили, что конь ничей, а вернее — общественный, и каждый считал своей обязанностью его покормить. К тому же конь — раненый, пострадал от врага.
В той же деревне жил со своей бабкой молчаливый и недоверчивый мальчик Филька по прозвищу «Ну Тебя». На любое предложение или замечание Филька хмуро отвечал: «Да ну тебя!».
Зима в том году выдалась тёплая. Панкрат сумел починить мельницу и уже собирался молоть муку, которая кончилась у деревенских хозяек.
Однажды во двор Фильки забрёл конь. Мальчик в тот момент жевал ломоть хорошо посоленного хлеба. Конь потянулся к хлебу, но Филька ударил его по губам, закинул ломоть далеко в снег и грубо крикнул на животное.
<span>И вот после этого злорадного окрика и случились ‹…› те удивительные дела, о каких и сейчас люди говорят, покачивая головами, потому что сами не знают, было ли это или ничего такого и не было.
</span>
Из глаз коня покатились слёзы, он жалобно и протяжно заржал, взмахнул хвостом, и на деревню налетела снежная буря. Запершись в избе, перепуганный Филька слышал «тонкий и короткий свист — так свистит конский хвост, когда рассерженный конь бьёт им себя по бокам».
Метель затихла только к вечеру, и тогда вернулась домой Филькина бабка, застрявшая у соседки. Ночью в деревню пришёл сильнейший мороз — все слышали «скрип его валенок по твёрдому снегу». Мороз сжимал толстые брёвна изб так сильно, что они трещали и лопались.
Бабка расплакалась и сказала Фильке, что всех ждёт «неминучая смерть» — колодцы замёрзли, воды нет, вся мука кончилась, а мельница работать не будет, потому что река промёрзла до дна.
От бабки мальчик узнал, что такой же лютый мороз упал на их округу сто лет назад.
Десять лет после того не цвели ни деревья, ни травы. Семена в земле пожухли и пропали. Голая стояла наша земля. Обегал её стороной всякий зверь — боялся пустыни.
А случилось это «от злобы людской». Проходил тогда через деревню старый солдат, калека с деревяшкой вместо ноги. Попросил он хлеба в одной из изб, а хозяин, человек злой и крикливый, оскорбил калеку — бросил перед ним на землю заплесневелую корку. Тогда свистнул солдат, и «буря закружила деревню». А мужик тот злой умер «от охлаждения сердца». Видно, и теперь завёлся в деревне злой обидчик, и не отпустит мороз, пока этот человек злодейство своё не исправит. Как всё исправить, знает хитрый и учёный Панкрат.
Ночью Филька тихонько вышел из избы, с трудом добрался до мельницы и рассказал Панкрату, как обидел коня. Посоветовал мельник мальчику «изобрести спасение от стужи», чтобы снять свою вину перед людьми и раненым конём.
Разговор этот послушала сорока, которая жила у мельника в сенях. Выскочила она наружу и полетела на юг. А Филька тем временем решил поутру собрать всех деревенских ребят и прорубить лёд у мельничного лотка. Тогда потечёт вода, закрутится мельничное колесо, и в деревне будет свежий, тёплый хлеб. Одобрил мельник Филькину задумку и решил позвать в помощь ребятам деревенских стариков.
На следующее утро все собрались, разложили костры и работали до полудня. А потом небо затянуло облаками, подул тёплый южный ветер и земля начала оттаивать. К вечеру домой вернулась сорока, а у мельницы появилась первая полынья. Сорока трясла хвостом и трещала — хвасталась воронам, что это она долетела до тёплого моря, разбудила летний ветер, который спал в горах, и попросила его помочь людям.
Всем известно, что сорока — самая болтливая птица на свете, и потому вороны ей не поверили — покаркали только между собой: что вот, мол, опять завралась старая.
Панкрат намолол муки, и вечером по всей деревне топились печи, и пёкся хлеб.
Утром Филька притащил к мельнице буханку тёплого хлеба и угостил им коня. Тот сначала испугался мальчишки, но потом съел хлеб, «положил голову Фильке на плечо, вздохнул и закрыл глаза от сытости и удовольствия».
Все радовались этому примирению, только старая сорока сердито трещала — видно, хвасталась, что это она помирила Фильку и коня. Но её никто не слушал.
