Объяснение:
Тюрьмы, лагеря, вокзалы,
Тёмные, вонючие подвалы.
Кандалы, решётки и конвой,
По ночам цепной собаки вой.
Быдло, сволочи и мрази,
И скоты "из грязи в князи".
А закон, как прежде, - дышло,
Как заплатят, так и вышло.
Подлецы там правят бал,
Потому в цене скандал.
Как мне это надоело,
Поменять бы всё всецело
На театры и музеи,
Библиотеки, галереи.
Прочитать и посмотреть,
Постараться всё успеть.
С умными людьми общаться,
Этим вволю наслаждаться.
Композиторы, актёры,
Музыканты, режиссёры,
Литераторы, поэты,
И художники-эстеты.
К интеллекту их подняться,
От общения наслаждаться...
Наслаждаться был бы рад,
Но есть множество преград:
Чья-то прихоть, гений злой
Вновь уводит, как конвой,
В грязь, невежество и мрак -
Отвертеться мне никак.
Но упорством - только так
Я рассею этот мрак,
Приобщусь всерьёз к искусству,
Положу конец беспутству.
не знаю,может выберешь какие-то 4-и строчки,больше других не нашла
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
Иван Иваныч и Буркин идут по полю. Вдали виднеется село Мироносицкое. Начинается дождь, и они решают зайти к приятелю-помещику Павлу Константинычу Алехину, усадьба которого располагается неподалёку в деревне Софьино. Алехин, «мужчина лет сорока, высокий, полный с длинными волосами, похожий больше на профессора или художника, чем на помещика», встречает гостей на пороге амбара, в котором шумит веялка. Одежда его грязна, а лицо черно от пыли. Он рад гостям и предлагает им пройти в купальню. Помывшись и переодевшись, Иван Иваныч, Буркин и Алехин идут в дом, где за чашкой чая с вареньем Иван Иваныч рассказывает историю своего брата Николая Иваныча.
Детство братья провели на воле, в имении отца, который сам был из кантонистов, но выслужил офицерский чин и оставил детям потомственное дворянство. После смерти отца именье у них отсудили за долги. Николай с девятнадцати лет сидел в казённой палате, но тосковал там страшно и все мечтал купить себе маленькую усадебку. Сам Иван Иваныч никогда не сочувствовал желанию брата «запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу». Николай же ни о чем другом просто не мог думать. Он все время представлял себе будущую усадьбу, где непременно должен был расти крыжовник. Николай копил деньги, недоедал, женился без любви на некрасивой, но богатой вдове. Он держал жену впроголодь, а деньги ее положил на своё имя в банк. Жена не вынесла такой жизни и вскоре умерла, а Николай, нимало не раскаиваясь, купил себе именье, выписал двадцать кустов крыжовника, посадил их и зажил помещиком.
Когда Иван Иваныч приехал навестить брата, то был неприятно поражён тем, как тот опустился, постарел и обрюзг. Он стал настоящим барином, много ел, судился с соседними заводами и говорил тоном министра фразы вроде: «образование необходимо, но для народа оно преждевременно». Николай потчевал брата крыжовником, и по нему было видно, что он доволен своей судьбой и самим собой.
При виде этого счастливого человека Иван Иванычем «овладело чувство, близкое к отчаянию». Всю ночь, проведённую им в усадьбе, он думал о том, как много людей в мире страдает, сходит с ума, пьёт, сколько детей умирает от недоедания. И сколько других людей живёт «счастливо», «днём ест, ночью спит, говорит свою чепуху, женится, старится, благодушно тащит на кладбище своих покойников». Ему подумалось, что за дверью каждого счастливого человека должен стоять «кто-нибудь с молоточком» и напоминать ему стуком, что есть несчастные, что рано или поздно с ним стрясётся беда, и «его никто не увидит и не услышит, как он сейчас не видит и не слышит других». Иван Иваныч, заканчивая свой рассказ, говорит, что счастья нет, а если в жизни есть смысл, то он не в счастье, а в том, чтобы «делать добро».
Ни Буркин, ни Алехин не удовлетворены рассказом Ивана Иваныча. Алехин не вникает, справедливы ли его слова. Речь шла не о крупе, не о сене, а о чём-то, что не имеет к его жизни прямого отношения. Но он рад и хочет, чтобы гости продолжали беседу. Однако время позднее, хозяин и гости отправляются спать.
Тихая смерть Обломова не есть смерть блаженного. Вся четвертая часть романа есть описание духовной смерти героя до его физической кончины. И главный мотив здесь — духовное поражение Обломова, которое выглядит как погружение в новый, теперь уже окончательный "смертный сон". Перед нами уже живой мертвец, который не хочет думать о том, что ждет его завтра (недаром сказано: "Он предчувствовал близкую смерть и боялся ее"), а лишь доволен тем, что сейчас еще имеет возможность не тревожиться об окончательном итоге своей жизни, о необходимости покаяния. Ключевыми словами четвертой части являются: "покой", "тишина", "безнадежность", "беспечность", "сон", "лень", "убаюкивание".
Для героя в этой части характерны два неравноценно представленных состояния. Первое — это недолгие вспышки раскаяния, являющиеся "все реже". Однако это раскаяние не деятельное, как в романе с Ольгой Ильинской, а созерцательное и потому унылое, отчаянное. Обломов тогда "плачет холодными слезами безнадежности". Второе состояние тревожно названо Гончаровым: "внутреннее торжество". Это полный отказ от всякого покаяния, полное самооправдание и успокоение в грехе. Гончаров пишет о своем герое, что он "вкусит временных благ и успокоится", что "каяться — нечего".
Самооправдание же заключается в том, что под свой грех, под свое греховное состояние Илья Ильич подводит философский базис: "Наконец решит, что жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена была так просто, немудрено, чтоб выразить возможность идеально покойной стороны человеческого бытия. Другим, думал он, выпадало на долю выражать ее тревожные стороны, двигать создающими и разрушающими силами: у всякого свое назначение! " .
Итог жизни Обломова — весьма неушительный. Он подводится в разговоре со Штольцем уже при окончательном прощании: "Мне давно совестно жить на свете! Но не могу идти с тобой твоей дорогой, если б даже захотел... " И слова Штольца выглядят как окончательный приговор: "Погиб ты, Илья... ".
Однако роман "Обломов" явно проникнут евангельским духом. Даже окончательная духовная гибель героя еще оставляет надежду на милосердие Господа Бога. На это милосердие надеется автор, когда лишь в намеке дает образ ангела, охраняющего могилу Обломова: "Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его" . Надежда проглядывает и в том, как сохранился Илья Ильич в памяти людей. Еженедельно молится о нем в церкви вдова Агафья Матвеевна Пшеницына. Добрым словом вспоминает о нем Захар: "Этакого барина отнял Господь! На радость людям жил.. . Не нажить такого барина.. . помяни, Господи, его душеньку во Царствии Своем! " .
Обломов погиб для мира, для людей, погиб и духовно. Но все-таки, не делая добра, не творил он и зла. С точки зрения христианской, ему были поданы Богом такие дары, как чистое сердце, кротость, нищета духа, плач и пр. (хотя все это — в обытовленно-житейском, не духовном виде) . Обломов не смог преодолеть силой покаяния, волей к покаянию и раскаянию — "сна смертного", "уныния" духовного. В этом смысле он как бы напрасно растратил бесценные дары, отпущенные ему Богом. Но все же автор не выносит ему приговор, но выдвигает на первый план как окончательный итог — возможность Божьего милосердия.
Поэма Лермонтова насыщена отзвуками различных значений – библейскими, культурными, мифологическими. Демон Лермонтова совмещает мефистофельское и человеческое – это скиталец, отвергнутый небом и землёй, и внутренне противоречивое сознание человека.
В первой части поэмы Демон – бесплотный дух. Он ещё не наделён пугающими, отталкивающими чертами. “Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет! ”, “похож на вечер ясный” – таким Демон предстаёт перед Тамарой, вливаясь в её сознание “мечтой пророческой и странной”, “волшебным голосом”. Демон открывается Тамаре не только как “пришелец туманный” – в его обещаниях, “золотых снах” сквозит призыв – призыв к “земному без участья”, преодолеть временное, несовершенное человеческое бытие, выйти из-под ига законов, разорвать “оковы души”. “Золотой сон” – тот дивный мир, с которым человек навсегда распростился, покинув рай, небесную отчизну, и который он тщетно ищет на земле. Воспоминаниями о “жилище света”, отзвуками иных песен полна не только душа демона, но и душа человека – оттого её так легко “одурманить”, околдовать. Демон опьяняет Тамару “золотыми снами” и нектаром бытия – земными и небесными красотами: “музыкой сфер” и звуками “ветра под скалою”, “птичкой”, “воздушным океаном” и “ночными цветами”.
Демон второй части – бунтовщик, адский дух. Он подчёркнуто нечеловечен. Ключевые образы второй части – отравляющий поцелуй, “нечеловеческая слеза” – напоминают о печати отверженности, “инородности” Демона всему сущему. В поцелуе, с его богатейшим, загадочным смыслом, раскрывается неосуществимость гармонии, невозможность слияния для двух столь разных существ. Конфликт двух миров, двух разнородных сущностей (земного и небесного, утёса и тучки, демонического и человеческого) , их принципиальная несовместимость – в основе творчества Лермонтова. Поэма, создававшаяся Лермонтовым на протяжении всей жизни, писалась “по канве” этого неразрешимого противоречия.
За фантастическим сюжетом поэмы вставали конкретные, жгучие человеческие вопросы. Демоническая скорбь по утраченным ценностям и надеждам, грусть о “потерянном рае и всегдашнее сознание своего падения насмерть, на вечность” (Белинский) были близки разочарованному поколению 30-х годов. В мятежном Демоне виделось нежелание мириться с “нормативной моралью”, официальными ценностями эпохи. Белинский увидел в Демоне “демона движения, вечного обновления, вечного возрождения... ” На первый план выходила бунтарская природа демонического, борьба за свободу личного начала, за “права личности”. В то же время демоническая охлаждённость была сродни безразличию последекабрьского поколения, “постыдно равнодушного к добру и злу”. Одержимость философским сомнением, отсутствие чётких ориентиров, неприкаянность – одним словом, “герой времени”.
«Демон» завершает эпоху высокого романтизма, открывая в романтическом сюжете новые психологические и философские возможности. Как ярчайшее произведение романтизма, «Демон» построен на контрастах: Бог и Демон, небо и земля, бренное и вечное, борьба и гармония, свобода и тирания, любовь земная и любовь небесная. В центре – яркая, исключительная индивидуальность. Но Лермонтов не ограничивается этими типичными для романтизма противопоставлениями и трактовками, наполняет их новым содержанием. Многие романтические антитезы меняются местами: мрачная искушённость присуща небесному, ангельская непорочность и чистота – земному. Полярные начала не только отталкиваются, но и притягиваются, поэму отличает крайняя многосложность характеров. Конфликт Демона шире романтического конфликта: в первую очередь это конфликт с самим собой – внутренний, психологический.
<span>Неуловимость мерцающих смыслов, многоплановость, напластование различных мифологических, культурных, религиозных подтекстов, разноликость героев, психологическая и философская глубина – всё это ставило «Демона» на вершину романтизма и одновременно на его рубежи.</span>