В нашем времени такой образ встречается крайне редко, потому что век технологий разбирает морально этические нормы и принципы....
После поездки к Чапаеву на дачу, Петька чувствовал себя подавленным.
Старик явно что-то скрывал от него, но Петька довольствовался тем, что есть.
Он уже вернулся к своему обыкновенному времяпрепровождению - просмотру передач с Малаховым и игре в шашки с собакой соседки Нюры, однако травма, полученная в дороге, влияла на его сознание сильнее, чем чай все той же соседки сверху.
Мысли роились в его голове, и как бы Петя не пытался собрать их в кучу, они рассеивались, словно песок в руках бедуина.
Петька начинал бредить и вовремя понял это - собака начала нарушать правила игры.
- Ша! ,- крикнул Петя и собака расплылась перед ним в обоях родной квартиры.
Эта шавка выиграла. Петя просто не мог поверить своим глазам и ударил рукой по доске. Шашки не сдвинулись ни на миллиметр.
В какой-то момент время остановилось для Пети, казалось бы, навечно. Он один в старой "хрущевке", с недопитым, остывшим чаем, любезно приготовленным старушкой. Никто не придет к нему на помощь. Никто не даст ему вернуться из тюрьмы собственного больного сознания.
Когда баба Нюра зашла в комнату, обнаружила там тело мальчика с тупым, бесцельным взглядом. Она осознала свою ошибку.
<span>- "Сахар не положила", - подумала Нюра Ивановна и пошла дальше смотреть шоу Карпачева. </span>
<span>Сатирическая,<span>Сатирико-бытовая,<span>Новэллистическая,</span></span></span>
<span><span><span><span> Страшные, смешные, с хорошим концом( мед, пиво пил по усам текло в рот не попало) и с плохим концов(в общем все умерли), русские и других народов(японские,корейские, скандинавские, восточные и т.д.). Народные и не народные, а написанные авторами,например, Андерсен,братья Гримм, Шарль Перро и так далее. А еще бывают сказки жизненные, когда и врать не хочется, и правду сказать нельзя, тогда рассказывают сказки!!!)))))</span></span></span></span>
Толстые в Ясной Поляне. Жизнь Льва Толстого в усадьбе<span><span>Башни въезда</span><span>Сразу после свадьбы Толстые обосновались в Ясной Поляне. Николай Ильич достроил большой дом, в котором его семья поселилась в 1824 году, увеличил свои земельные владения. Он выкупил свое родовое имениеНикольское-Вяземское, взятое в опеку за долги, приобрел богатое имение Пирогово и надежно обеспечил будущее своих детей. Мария Николаевна как будто жила в несколько другом мире, её более занимала жизнь духовная.
Чрезвычайно религиозная, она, вероятно, воспринимала свою семью как Божий дар, ведь ей был уже тридцать один год, когда она вышла замуж, и она с радостью целиком посвятила себя мужу и детям. В семье Толстых родилось пятеро детей: сыновья Николай, Сергей, Дмитрий и Лев и дочь Мария. Счастливая жизнь семьи оборвалась через несколько месяцев после рождения младшей дочери – в 1830 году Мария Николаевна умерла.</span><span>
В это время её младшему сыну Льву не исполнилось и двух лет. Толстой не помнил матери, лишь неясные воспоминания о ней жили в его душе, но он боготворил мать. По его словам, она всегда оставалась для него «святым идеалом». И годы спустя после её смерти Толстой особенно любил и бережно хранил те уголки яснополянской усадьбы, которые напоминали ему о матери - Нижний (Английский) парк, беседку-вышку в нем, оранжерею.
<span>Сад за Домом Волконского</span>Детство Льва Николаевича в усадьбе – это просторный и уютный отцовский дом, большая патриархальная семья, шумные игры с братьями. В большом доме были детская, классная, официантская, фортепьянная, диванная, большая гостиная, малая гостиная - всего предположительно около сорока комнат. Жизнь семьи протекала размеренно и неспешно, в строгом соответствии с традициями.
Когда Толстому было девять лет, умер его отец, и опекуншей детей стала жившая с ними тетушка, сестра Николая Ильича Александра Ильинична Остен-Сакен, а после ее смерти в 1841 году – другая тетушка, Пелагея Ильинична Юшкова. Она увезла племянников в Казань, где жила со своим мужем. В Ясную Поляну Толстой вернется - уже хозяином - лишь в 1847 году, оставив учебу в Казанском университете.
В 1847 году произошел раздел родительских имений между братьями Толстыми. «По обычаю как младшему в семье мне отдали имение, в котором жили – Ясную Поляну», - пишет Лев Николаевич. Он сразу же решает круто изменить свою жизнь и обосноваться у себя в деревне. Как и герой повести «Утро помещика» Дмитрий Нехлюдов, девятнадцатилетний Толстой всей душой стремится «посвятить себя жизни в деревне», потому что чувствует, что «рожден для нее».
Но уже первые предприятия вызывают разочарования. Все получается не так, как он ожидал, и крестьяне с недоверием относятся к начинаниям молодого барина. Разочаровавшись в стремлении делать добро, он отправляется на военную службу.
До 1857 года Толстого нет в усадьбе, но хозяйство идет понемногу, и брат Дмитрий Николаевич пишет ему о Ясной: «…ехавши в мае в Москву, я… подъехал к флигелю, и оттуда… обошел сад и выставку, где тогда все было в отменном цвету, и это мне доставило такое удовольствие, что я вплоть до Москвы ехал с приятным впечатлением. На обратном пути я тоже заезжал в Ясное; …ел груши, которых нынче у тебя изобилие».
<span>Камень из фундамента дома, где родился Л.Н.Толстой</span>В отсутствие хозяина драматическим образом изменился облик центральной части усадьбы: был продан на своз большой яснополянский дом, и спланированный князем Волконским величественный архитектурный ансамбль утратил свою целостность. В это время Толстому срочно понадобились деньги на издание «Военного листка» - журнала для солдат, который он задумал с группой офицеров, служивших вместе с ним в Крыму. Издание было запрещено, деньги разошлись по мелочам, а дом, перевезенный за 40 верст от Ясной Поляны в село Долгое, простоял там до 1913 года и был разобран за ветхостью. На месте постройки остался лишь камень из ее фундамента, на котором впоследствии была выбита надпись: «Здесь стоял дом, в котором родился Л. Н. Толстой». В декабре 1897 года Толстой писал в дневнике: «4-го ездил в Долгое. Очень умиленное впечатление от развалившегося дома. Рой воспоминаний». Большой яснополянский дом был воскрешен писателем на страницах трилогии «Детство», «Отрочество», «Юность».
</span></span>
— Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Всё взяли бусурманы, всё пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чём стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит своё дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдёт до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а.. .— сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который жёлтым чёботом своим бьёт их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснётся оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведётся так умирать!. .Никому, никому!. .Не хватит у них на то мышиной натуры их!