<em>Б.Пастернак.</em>
<em>П О С Л Е Д О Ж Д Я </em><em> За окнами давка, толпится листва,
</em>
<em>И палое небо с дорог не подобрано.
</em>
<em>Все стихло. Но что это было сперва! </em>
<em>Теперь разговор уж не тот и по-доброму.
</em>
<em> Сначала все опрометью, вразноряд
</em>
<em>Ввалилось в ограду деревья развенчивать,
</em>
<em>И попранным парком из ливня - под град,
</em>
<em>Потом от сараев - к террасе бревенчатой.
</em>
<em> Теперь не надышишься крепью густой.
</em>
<em>А то, что у тополя жилы полопались,-
</em>
<em>Так воздух садовый, как соды настой,
</em>
<em>Шипучкой играет от горечи тополя.
</em>
<em> Со стекол балконных, как с бедер и спин
</em>
<em>Озябших купальщиц,- ручьями испарина.
</em>
<em>Сверкает клубники мороженый клин,
</em>
<em>И градинки стелются солью поваренной.
</em>
<em> Вот луч, покатясь с паутины, залег
</em>
<em>В крапиве, но, кажется, это ненадолго,
</em>
<em>И миг недалек, как его уголек
</em>
<em>В кустах разожжется и выдует радугу.</em><span><em>1915, 1928
</em>Мое мнение: прекрасное стихотворение. Автор проявил редкую наблюдательность и сумел предать свои впечатление от налетевшей и пролетевшей грозы с ветром, ливнем и градом так, что мы чувствуем прохладный свежий воздух, насыщенный горьковатым ароматом тополя, и видим разворачивающуюся умытую листву и рождающуюся, сначала в капельке, радугу.
Борис Пастернак - мастер образов, сравнений и метафор. Их впитываешь, как насыщенный озоном и пряными ароматами воздух. Понимаешь, что мощь природного явления была нешуточной.
И все это передано в коротком стихотворении!
Чего стоит только сравнение высыхающих окон с озябшей купальщицей. Сразу появляется мысль, что не все наблюдали этот ливень с балконов и террас. Кто-то не успел добежать до укрытия.
Стихотворение написано еще совсем молодым поэтом, но мастерство и свежесть восприятия мира уже чувствуются.</span>
Моя любимая книга..... Главные герои..... Они там очень интересные, смешные. Мне больше всего из героев нравится .... Он веселый...
И так далее
1)скромный2)к пожелым своим родственникам относится с трогательной любовью 3) не жадный 4)не хитрый 5)умеет слушать
<span><span>Не устаю поражаться, до чего же разносторонне одаренным писателем был сэр Артур Конан Дойл. Я выросла на его детективах, не так давно познакомилась с рыцарским романом, теперь вот добралась и до фантастики.
Несмотря на то, что в прошлом году "Затерянный мир" отметил вековой юбилей, приключения отважного профессора Челленджера и его спутников все еще интересны для современного читателя. А ведь фантастическая литература как никакая другая подвержена риску устареть и оказаться забытой грядущими поколениями. Но данная книга избежала подобной незавидной участи. Она увлекательная и необычная, она хорошо написана, не затянута, легко читается, в ней в нужной пропорции сочетаются смешное и удивительное.</span>Конечно, кое-что вызывает недоумение. Меня, например, поразил Челленджер, который застрелил первый же встреченный им экземпляр животного, давно исчезнувшего с лица земли. Это довольно странное поведение для ученого. Да и впоследствии немного удивляет, что экспедиция, вторгшаяся на заповедную территорию, начинает устанавливать там свои порядки, отстреливать уникальных животных и вмешиваться в конфликты между племенами. Должно быть, утверждение о том, что человек - царь природы, вкупе с совершенно неуважительным к этой самой природе отношением, вполне соответствует тому времени. Но все равно непривычно.Безусловно, с научной точки зрения роман не выдерживает критики, но ведь он и не научный, а приключенческий. И совершенно по праву считается настоящей классикой фантастической литературы.</span>
Метод обучения был один — зубрежка, или, как говорили в бурсе, долбня. Учение в долбежку непонятных богословских предметов становилось еще более нелепым потому, что педагоги не считали нужным объяснять ученикам смысл вдалбливаемых наук, а просто задавали «от сих до сих». Естественно, что такое учение приносило только страдания несчастным бурсакам, сложившим по этому поводу песню:
Сколь блаженны те народы,
Коих крепкие природы
Не знали наших мук,
Не ведали наук.
По некоторым предметам педагоги допускали так называемые «возражения»: ученикам позволяли спорить и выступать по одному и тому же вопросу с различных, но строго определенных начальством позиций. Темы были такие: «Может ли дьявол согрешить?», «Первородный грех содержит ли в себе, как в зародыше, грехи смертные, произвольные и невольные?», «Спасется ли Сократ и другие благочестивые философы язычества или нет?»
<span>Подобные схоластические упражнения, наполненные пустой, никчемной софистикой, считались венцом премудрости и поэтому допускались очень редко. Многие бурсаки, отчаявшись преодолеть подобную премудрость, записывались в «вечные нули»,— авдитор, не спрашивая у них урока, ежедневно в нотате ставил против их фамилий нуль. Они переезжали на «Камчатку», играли, а то и просто спали под партами. Розог не боялись и ждали счастливого дня, когда их, сидевших в каждом классе по нескольку лет, на основе «закона о великовозрастии» выгонят из бурсы и отправятся они на поиски подходящего места — пономаря, звонаря, церковного сторожа.</span>