<span> сын бедного уездного лекаря</span>
Живительная влага напоила поле. (Прилагательное, существительное, глагол, существительное)
<span>Жанр - Ужасы и Мистика. Страшная месть заключается в просьбе к Богу Ивана - чтобы ни один из рода брата его не нашел покой себе нигде, чтобы вечность они мучились от своих же деяний.</span>
Сказка "Принцесса на горошине"мне очень понравилась Принцесса оказалась не только красивой девушкой,но и умной.Она была вежлива со старшими и заслужила их уважение.Принцесса привыкла к хорошей жизни,поэтому она и почувствовала что-то неприятное в постели.У неё была привычка к комфорту.А твёрдая горошина мешала ей спать.У принцессы была повышенная чувствительность и хорошая интуиция.Поэтому все поняли,что она-настоящая принцесса.
Из записок князя Д. Нехлюдова. Люцерн
События происходят в июле, в Люцерне, одном из самых романтических городов Швейцарии. Путешественников всех наций, и в особенности англичан, в Люцерне — бездна. Под их вкусы подгоняется город: старые дома сломали, на месте старого моста сделали прямую, как палка, набережную. Может быть, что эти набережные, и дома, и липки, и англичане очень хорошо где-нибудь, — но только не здесь, среди этой странно величавой и вместе с тем невыразимо гармонической и мягкой природы.
Князя Нехлюдова пленяла красота природы Люцерна, под ее воздействием он чувствовал внутреннее беспокойство и потребность выразить как-нибудь избыток чего то, вдруг переполнившего его душу. Он вот рассказывает…
«…Был седьмой час вечера. Среди великолепия природы, полного гармонии перед самым моим окном, глупо, фокусно торчала белая палка набережной, липки с подпорками и зеленые лавочки — бедные, пошлые людские произведения, не утонувшие так, как дальние дачи и развалины, в общей гармонии красоты, а, напротив, грубо противоречащие ей. Я невольно старался найти точку зрения, с которой бы мне ее было не видно, и, в конце концов, выучился смотреть так.
Потом меня позвали обедать. В великолепной зале были накрыты два стола. За ними царили английские строгость, приличие, несообщительность, основанные не на гордости, но на отсутствии потребности сближения, и одинокое довольство в удобном и приятном удовлетворении своих потребностей. Никакое душевное волнение не отражалось в движениях обедающих.