Я влюблена в Штольца, поэтому для начала его слова: *Самолюбие — почти единственный двигатель, который управляет волей. *Любовь менее взыскательна, нежели дружба, она даже часто слепа, любят не за заслуги. Но для любви нужно что-то такое, иногда пустяки, что ни определить, ни назвать нельзя. *Дружба — вещь хорошая, когда она — любовь между молодыми мужчиной и женщиной или воспоминание о любви между стариками. Но боже сохрани, если она с одной стороны дружба, а с другой — любовь. *Да разве сознание есть оправдание? *Вот когда заиграют все силы в вашем организме, когда заиграет жизнь вокруг вас, и вы увидите то, на что закрыты у вас глаза теперь, услышите, чего не слыхать вам: заиграет музыка нерв, услышите шум сфер, будете прислушиваться к росту травы. Погодите, не торопитесь, придет само! *Нет человека, который бы не умел чего-нибудь, ей-богу нет! *Человек создан сам устраивать себя и даже менять свою природу, а он отрастил брюхо да и думает, что природа послала ему эту ношу! У тебя были крылья, да ты отвязал их.
Илюша Обломов: *Ах, если б испытывать только эту теплоту любви да не испытывать её тревог! *Ведь есть же этакие ослы, что женятся! * Счастье, счастье! Как ты хрупко, как ненадёжно! Покрывало, венок, любовь, любовь! А деньги где? А жить чем? И тебя надо купить, любовь, чистое, законное благо. *в любви нет покоя, и она движется всё куда-то вперёд, вперёд… *Нет, любят только однажды! *Любовь — претрудная школа жизни! *Некоторым ведь больше нечего и делать, как только говорить. Есть такое призвание.
Ольга: *Этого ничего не нужно, никто не требует! Зачем мне твоя жизнь? Ты сделай, что надо. Это уловка лукавых людей предлагать жертвы, которых не нужно или нельзя приносить, чтоб не приносить нужных. * Слёзы, хотя вы и скрывали их; это дурная черта у мужчин — стыдиться своего сердца. Это тоже самолюбие, только фальшивое. Лучше бы они постыдились иногда своего ума: он чаще ошибается. *я думала, что сердце не ошибается.
Гончаров: *Хитрость близорука: хорошо видит только под носом, а не вдаль и оттого часто сама попадается в ту же ловушку, которую расставила другим. *Хитрость — всё равно что мелкая монета, на которую не купишь многого. Как мелкой монетой можно прожить час, два, так хитростью можно там прикрыть что-нибудь, тут обмануть, переиначить, а её не хватит обозреть далёкий горизонт, свести начало и конец крупного, главного события. *Когда у неё рождался в уме вопрос, недоумение, она не вдруг решалась поверить ему: он был слишком далеко впереди её, слишком выше её, так что самолюбие её иногда страдало от этой недозрелости, от расстояния в их уме и летах. *Любовь не забывает ни одной мелочи. В глазах её всё, что ни касается до любимого предмета, всё важный факт. В уме любящего человека плетётся многосложная ткань из наблюдений, тонких соображений, воспоминаний, догадок обо всём, что окружает любимого человека, что творится в его сфере, что имеет на него влияние. В любви довольно одного слова, намёка… чего намёка! взгляда, едва приметного движения губ, чтобы составить догадку, потом перейти от неё к соображению, от соображения к решительному заключению и потом мучиться или блаженствовать от собственной мысли. Логика влюблённых, иногда фальшивая, иногда изумительно верная, быстро возводит здание догадок, подозрений, но сила любви ещё быстрее разрушает его до основания: часто довольно для этого одной улыбки, слёзы, много, много двух, трёх слов — и прощай подозрения. Этого рода контроля ни усыпить, ни обмануть невозможно ничем. Влюблённый то вдруг заберёт в голову то, чего другому бы и во сне не приснилось, то не видит того, что делается у него под носом, то проницателен до ясновидения, то недальновиден до слепоты. <span>*Странен человек! Чем счастье её было полнее, тем она становилась задумчивее и даже… боязливее.</span>
Древнерусская литература всецело обращена к проблеме человека как индивидуальности, стараясь изобразить в нем идеальную личность с внутренней гармонией и истинной красотой. В литературе этой эпохи четко прослеживается патриотическое содержание, направленное на служение родине и государству, где присутствуют определенные принципы и правила. Национальный идеал В большинстве древнерусских произведений воспевается моральная красота русского человека, который способен на самопожертвование ради общественного благополучия. Отличительной чертой древнерусской литературы является историческая составляющая, которая выражается в фактическом изображении эпохальных персонажей. Героями произведений становятся реальные исторические лица, которые на страницах книг подают пример читателю, тем самым воспитывая в нем истинный патриотизм: «Народ, создающий высокий национальный идеал, создает и гениев, приближающихся к этому идеалу». Превознося в человеке бесстрашие, храбрость, почитание христианских заповедей, скромность, духовность и другие «истинно высокие» людские качества, тем самым как бы свидетельствуя о присутствии в душе героя Божьего Духа. Так, в Повести о житии и о храбрости благородного и великого Александра Невского он представляется читателю как идеал человека своего времени: «Александр Невский – доблестный полководец и праведник, защитник Русской земли веры христианской, храбрый воин и мудрый правитель». Великая эпоха героев Главное качество человека в древней литературе – это душевная красота, которая значительно превосходит красоту внешнюю. В произведениях этой эпохи воспевались русские воины, как самые смелые и храбрые защитники, способные ценой собственной жизни отстаивать интересы Родины. Ярким примером является «Поучение» Владимира Мономаха, в котором представлен образ молодого человека, в котором идеально гармонирует сила с добром, ум с благородством, а так же мужественность и истинное достоинство. Древнерусская литература – это описания исторической действительности в художественном стиле, своеобразные биографии, повествующие об эпизодах жизни героев с максимальным раскрытием их характеров как патриотов. Ведь настоящий патриотизм, истинная религиозность, отвага, мужество и героизм, мудрость и справедливость – были и остаются идеалом могучего русского народа.
<span>Когда увидела мать, что уже и сыны ее сели на коней, она кинулась к меньшому, у которого в чертах лица выражалось более какой-то нежности: она схватила его за стремя, она прилипнула к седлу его и с отчаяньем в глазах не выпускала его из рук своих. Два дюжих козака взяли ее бережно и унесли в хату. Но когда выехали они за ворота, она со всею легкостию дикой козы, несообразной ее летам, выбежала за ворота, с непостижимою силою остановила лошадь и обняла одного из сыновей с какою-то помешанною, бесчувственною горячностию; ее опять увели.</span>