По моему он назвал ее -Убийство Гонзаго. В этом спектакле Гамлет до малейшего подобрал все так,что б напоминало убийство его отца. Так как при просмотре Клавдий сбежал,значит он виновен,и его совесть не выдержала.
Ответ:
Вообще, история создания и замысел пьесы “Гроза” очень интересны. В течение некоторого времени существовало предположение, что в основу этого произведения легли реальные события, произошедшие в русском городе Костроме в 1859 году.
“Ранним утром 10 ноября 1859 года костромская мещанка Александра Павловна Клыкова исчезла из дома и то ли сама бросилась в Волгу, то ли была задушена и брошена туда.
Следствие выяснило глухую драму, разыгравшуюся в нелюдимой, живущей узко торговыми интересами семье: обнаружилась тяжелая жизнь погибшей, ее тайная любовь к местному почтовому служащему, скрытая ревность мужа, недовольство ворчливой деспотической свекрови задержки части приданого.
В городе ходили упорные слухи о том, что староверка старуха Клыкова “не сошлась с православной молодой Александрой в обиходе домашней жизни, что она ее сильно притесняла, что молодой Клыков был человек хотя и добрый, тихий, но бесхарактерный, что он не заступался за молодую жену”.
Вскоре после этой злополучной истории, в Костроме отдельным изданием вышла пьеса А.Н. Островского “Гроза” (1860 год). Естественно, что костромичи нашли это произведение точным отражением драмы, произошедшей годом ранее. В 1892 году Н.И. Коробицын в своем исследовании “Опыт комментария к драме “Гроза” писал: “Сходство содержания уголовного дела и “Грозы”, обнаруживающееся в действующих лицах, даже в совпадении числа членов семьи, в обстановке, характере, положениях и разговорах их (разговоры в некоторых местах сходны до буквальности), невольно наводит комментатора на мысль, что основою “Грозы” послужило ... “клыковское дело”.
В действительности Островский, когда создавал “Грозу”, не знал и не мог знать о “клыковском деле”. Пьеса “Гроза” была начата не позже июля, а окончена 9 октября 1859 года, т.е. ровно за месяц до происшествия в семье Клыковых.
“Литературная экспедиция”, сделанная Островским в 1856 и 1857 гг., сильно повлияла на пьесу “Гроза”. Прототипом города Калинова служат такие приволжские города как Торжок, Тверь, Кинешма. Каждый из этих городов восхищал Островского чем-то своим, особенным, но в то же время, он видел и множество сходства в этих провинциальных городах. Во время этого путешествия писатель стал свидетелем множества сцен, происходивших в его присутствии, которые казались обыденными для провинциала, но на Островского производили огромное впечатление. Многие из этих сцен, диалогов, случайным свидетелем которых был Островский, остались в пьесе в неизменном виде, то есть сохранили свою первобытность. Благодаря этому, пьеса обрела народный характер.
“Гроза” представляет собой поэтическое обобщение дореформенной провинциальной России, данное в жизненной и художественно-конкретной форме верхневолжского бытового уклада и пейзажа.
Лукавый , мягкий берег , знойной крови старой враждой , струйка алая , поток сердитый , чеченица злого , старик могучий ,и темно бледными плечами
До сих пор прослеживались попытки Печорина сблизиться с людьми, далекими от его круга. Безуспешность этих попыток, как видели, объясняется не узостью героя, а ограниченностью тех, с кем сводила его судьба. В «Княжне Мэри» мы видим Печорина в кругу, социально более ему близким. Однако столкновение героя с отдельными людьми сменяется здесь конфликтом с обществом в целом. Может быть, именно поэтому «Княжна Мэри» - самая большая по объему часть романа.
Для Печорина при его одиночестве дневник, «журнал», - единственный «достойный собеседник», с которыми он может быть в полнее искренним. И еще одна ценность журнала: Это – душевная память Печорина. Жизнь его, кажется, разменивается на пустяки, и поэтому ему особенно важно увидеть смысл происходящих событий, сохранить их след, чтобы не оказаться в положении человека, состояние которого передана в стихотворении «И скучно, и грустно…».
Самолюбиво не прощая Печорину его превосходства, Грушницкий, драгунский капитан и прочие члены «водяного общества» полагают, что Печорин гордится своей принадлежностью к петербургскому свету, к гостиным, куда их не пускают. Печорин же, хотя и не может не быть ироничным по отношению к «водяному обществу», не только не гордится своим превосходством, но болезненно воспринимает это расстояние между собой и другими, ведущая к враждебности: «Я вернулся домой, волнуемый двумя различными чувствами». Первое было – грусть. «За что они меня ненавидят? - думал я – За что? Обидел ли я кого-нибудь? Нет. Неужели я принадлежу к числу тех людей, которых один вид уже порождает недоброжелательность. И я чувствовал, что ядовитая злость мало помалу наполняла мою душу». Переход от иронии грусти, от нее – к ядовитой злости, побуждающей действовать, чтобы не оказаться посмешищем ничтожных людей, характерен для отношений Печорина к «водяному обществу» в целом, и в частности Грушницкому.
Печорин при всей его ироничности довольно добр, он не предполагает в Грушницком способности убивать (и даже не словом, а пулей), не предполагает низости, агрессивных проявлений самолюбия.
«Врожденная страсть противоречить» в Печорине – не только признак рефлексии, постоянной борьбы в его душе, но и следствие постоянного противоборства с обществом. Окружающие так ничтожны, что Печорин постоянно хочет быть непохожим на них, поступать вопреки им, делать наоборот. Причем сам Печорин иронизирует над этим упрямством: «Присутствие энтузиазма обдает меня крещенским холодом, и, я думаю, частые сношения с вялым флегматиком сделали бы из меня страстного мечтателя.» Грушницкий несносен своей фальшивостью, позерством, претензиями, на романтизм – и Печорин в его присутствии чувствует неодолимую потребность в прозаической трезвости слов и поведения.
<span>Согласие Грушницкого участвовать в заговоре, предложенным драгунским капитаном, пробуждает в Печорине «холодную злость», но он еще готов простить «приятелю» его мстительность, распускаемые им в городе «разные дурные слухи» - за минуту честности «Я с трепетом ждал ответа Грушницкого, холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков». Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен». Законы чести не для этих людей писаны, точно также, как и не для «мирного круга честных контрабандистов». </span>
