<span>Каждые летние каникулы я провожу у бабушки в деревне. Там я спасаюсь от городской суеты и шума, наслаждаюсь чудесными русскими пейзажами, отдыхаю душой наедине с природой. Много красивых мест я знаю в окрестности. Это и молоденький березняк, и широкое просторное поле, и густой сосновый лес, и тихое топкое болото. Но больше всего я люблю маленькую заглохшую речонку и роскошную иву, растущую на её берегу. Каждый день я бываю в этом месте, сажусь на старый пень или речной песок, слушаю тишину, которую время от времени прорывают своим пением чайки и другие птицы, и любуюсь... Любуюсь этим милым деревом, склонившим свои длинные кудрявые ветви над заглохшей рекой. Мне всегда казалось, что эта ива словно оплакивает бедную реку, она будто помнит её ещё живой и журчащей и горюеет теперь по тем весёлым дням, когда река была ещё жива. Поразительно, как дерево может быть подобным человеку! Все деревья живые, я знаю!..</span>
В 1831 состоялось их знакомство. По возвращению в Россию, в сентябре того же года, Гоголю удается определиться на службу. Чиновичья деятельность не приносит Гоголю удовлетворения, зато новые его публикации все больше обращают на себя внимания.Писатель завязывает обширные литературные знакомства, в частности, с В.А. Жуковским, П.А. Плетневым, который в мае 1831 года у себя дома представил Гоголя А.С. Пушкину
МЕДИК
Нынче, граждане, в народных судах всё больше медиков судят. Один, видите ли, операцию погаными руками произвёл, другой — с носа очки обронил в кишки и найти не может, третий — ланцет потерял во внутренностях или же не то отрезал, чего следует, какой-нибудь неопытной дамочке.
Всё это не по-европейски. Всё это круглое невежество. И судить таких врачей надо.
Но вот, за что, товарищи, судить будут медика Егорыча? Конечно, высшего образования у него нету. Но и вины особой нету.
А заболел тут один мужичок. Фамилия — Рябов, профессия — ломовой извозчик. Лет от роду — тридцать семь. Беспартийный.
Мужик хороший — слов нету. Хотя и беспартийный, но в союзе состоит и ставку по третьему разряду получает.
Ну, заболел. Слёг. Подумаешь, беда какая. Пухнет, видите ли, у него живот и дышать трудно. Ну, потерпи! Ну, бутылку с горячей водой приложи к брюху — так нет. Испугался очень. Задрожал. И велит бабе своей, не жалеючи никаких денег, пригласить наилучшего знаменитого врача. А баба что? Баба всплакнула насчёт денег, но спорить с больным не стала. Пригласила врача.
Является этакий долговязый медик с высшим образованием. Фамилия Воробейчик. Беспартийный.
Ну, осмотрел он живот. Пощупал чего следует и говорит:
— Ерунда, говорит. Зря, говорит, знаменитых врачей понапрасну беспокоите. Маленько объелся мужик через меру. Пущай, говорит, клистир ставит и курей кушает.
Сказал и ушёл. Счастливо оставаться.
А мужик загрустил.
«Эх,— думает,— так его за ногу! Какие дамские рецепты ставит. Отец, думает, мой не знал лёгкие средства, и я знать не желаю. А курей пущай кушает международная буржуазия».
И вот погрустил мужик до вечера. А вечером велит бабе своей, не жалея никаких денег, пригласить знаменитого Егорыча с Малой Охты.
Баба, конечно, взгрустнула насчёт денег, но спорить с больным не стала — поехала. Приглашает.
Тот, конечно, покобенился.
— Чего,— говорит,— я после знаменитых медиков туда и обратно ездить буду? Я человек без высшего образования, писать знаю плохо. Чего мне взад-вперёд ездить?
Ну, покобенился, выговорил себе всякие льготы: сколько хлебом и сколько деньгами — и поехал.
Приехал. Здравствуйте.
Щупать руками желудок не стал.
— Наружный,— говорит,— желудок тут ни при чём. Всё, говорит, дело во внутреннем. А внутренний щупай — болезнь от того не ослабнет. Только разбередить можно.
Расспросил он только, что первый медик прописал и какие рецепты поставил, горько про себя усмехнулся и велит больному писать записку — дескать, я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
И эту записку велит проглотить.
Выслушал мужик, намотал на ус.
«Ох,— думает,— так его за ногу! Ученье свет — поученье тьма. Говорило государство: учись — не учился. А как бы пригодилась теперь наука».
Покачал мужик бородёнкой и говорит через зубы:
— Нету, говорит, не могу писать. Не обучен. Знаю только фамилие подписывать. Может, хватит.
— Нету,— отвечает Егорыч, нахмурившись и теребя усишки.— Нету. Одно фамилие не хватит. Фамилие, говорит, подписывать от грыжи хорошо, а от внутренней полная записка нужна.
— Чего же,— спрашивает мужик,— делать? Может, вы за меня напишете, потрудитесь?
— Я бы,— говорит Егорыч,— написал, да, говорит, очки на рояли забыл. Пущай кто-нибудь из родных и знакомых пишет.
Ладно. Позвали дворника Андрона.
А дворник даром что беспартийный, а спец: писать и подписывать может.
Пришёл Андрон. Выговорил себе цену, попросил карандаш, сам сбегал за бумагой и стал писать.
Час или два писал, вспотел, но написал:
«Я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
Дворник дома № 6.
Андрон».
Написал. Подал мужику. Мужик глотал, глотал — проглотил.
А Егорыч тем временем попрощался со всеми любезно и отбыл, заявив, что за исход он не ручается — не сам больной писал.
А мужик повеселел, покушал даже, но к ночи всё-таки помер.
А перед смертью рвало его сильно, и в животе резало.
Ну, помер — рой землю, покупай гроб,— так нет. Пожалела баба денег — пошла в союз жаловаться: дескать, нельзя ли с Егорыча деньги вернуть.
Денег с Егорыча не вернули — не таковский, но дело всплыло.
Разрезали мужика. И бумажку нашли. Развернули, прочитали, ахнули: дескать, подпись не та, дескать, подпись Андронова — и дело в суд. И суду доложили: подпись не та, бумажка обойная и размером для желудка велика — разбирайтесь!
А Егорыч заявил на следствии: «Я, братцы, ни при чём, не я писал, не я глотал и не я бумажку доставал. А что дворник Андрон подпись свою поставил, а не больного — недосмотрел я. Судите меня за недосмотр».
А Андрон доложил: «Я, говорит, два часа писал и запарился. И, запарившись, свою фамилию написал. Я, говорит, и есть убийца. Прошу снисхождения».
Теперь Егорыча с Андроном судить будут. Неужели же засудят?
Чимша-Гималайский Николай Иваныч — главный герой, дворянин, чиновник, затем помещик. О нем учителю гимназии Буркину и помещику Алехину рассказывает его брат — ветеринарный врач Иван Иваныч Чимша-Гималайский. Заветной мечтой героя, человека кроткого и доброго, становится приобретение «маленькой усадебки где-нибудь на берегу реки или озера». Н. И., «сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идет такой вкусный запах по всему двору, есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес». Деревенская жизнь представляется ему идеалом, непременным атрибутом которого становится крыжовник. Герой отказывает себе во всем, недоедает, одевается словно нищий и копит деньги на имение. Женится он также по расчету — на вдове, у которой есть деньги.
<span> После ее смерти, в которой виноват отчасти и он из-за своей скаредности, герой покупает имение, сажает двадцать кустов крыжовника и превращается в настоящего барина. Н. И. много ест, полнеет и очень обижается, когда мужики не называют его «ваше высокоблагородие». У него появляется чрезвычайное самомнение. Если раньше в казенной палате он боялся иметь собственные взгляды даже для себя лично, то теперь изрекает одни истины, «и таким тоном, точно министр: «Образование необходимо, но для народа оно преждевременно», «телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны и незаменимы». Рассказчик становится свидетелем торжества героя, когда за ужином кухарка подает им к столу полную тарелку крыжовнику, собранного в первый раз с тех пор, как были посажены кусты. «...Он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку и сказал: — Как вкусно!» Рассказчик подытоживает: «Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой».</span>