В исторической литературе существуют диаметрально противоположные оценки личного отношения Екатерины II к Франции. Константин Грюнвальд, русский историк, живший во Франции, был убежден, что императрица "не любила ни Франции, ни ее политики", несмотря на увлечение идеями французских просветителей. Французский историк Альфред Рамбо, напротив, полагал, что Екатерина была убежденным франкофилом.
Есть и еще один взгляд, представляющийся более верным. Он высказан историком французской дипломатии Пьером Рэном, отделявшим неприятие Екатерины II враждебной России политики Людовика XV от ее глубокой привязанности к французской культуре. "С 15 лет, - отмечал профессор П. Рэн, говоря о Екатерине, - она живет в России, овладела ее языком, восприняла православие, но духовной пищей ей служит французская литература... Целиком воспитанная на французской культуре, корреспондентка Вольтера, а позднее Гримма и Дидро, Екатерина не доверяет Франции, и это чувство взаимно".
Здравый смысл, соединенный, что бывает редко, с богатым воображением, позволил Екатерине II быстро понять все значение дружбы или по крайней мере переписки, о которой бы все знали, с тем человеком, к чьему мнению прислушивалась вся просвещенная Европа. Вольтер, а также другие европейские знаменитости - Ж. Л. д'Аламбер, Д. Дидро, М. Гримм - своим авторитетом должны были укрепить ее положение в глазах легитимных монархов и общественного мнения, А она так нуждалась в этом после осуществленного ею переворота и убийства Петра III! Екатерина рассчитывала, и она не ошиблась, что Вольтер прославит ее и ее царствование. Подчеркнутое внимание, лесть и деньги - вот то оружие, перед которым бывают бессильны даже мудрейшие. И Екатерина умело пользовалась этим оружием, очень быстро приобретя надежных и влиятельных союзников в лице французских интеллектуалов, единственным исключением среди которых оказался чуждый какому-либо кокетству Жан-Жак Руссо.
<span>Многие решения Екатерины II в области внутренней политики и администрации были подсказаны ей в той или иной степени французскими просветителями, и здесь русская императрица не была исключением; ведь на дворе стоял век Просвещения, и политическую моду определяли философы. Дружить с ними было почетно даже для коронованных особ. "Престиж Екатерины в Европе, - отмечал биограф императрицы, - был почти всецело основан на восхищении, которое она внушала Вольтеру; а этого восхищения она сумела добиться и поддерживала его с необыкновенным искусством; при необходимости она даже платила Вольтеру за него. Но этот престиж ей не только помогал во внешней политике; он и внутри ее государства окружил ее имя таким блеском и обаянием, что дал ей возможность потребовать от своих подданных той гигантской работы, которая и создала истинное величие и славу ее царствования".</span>