общем, я предлагаю вам почитать это интервью, потому что похожую историю вам, возможно, могла бы рассказать и ваша бабушка, если бы вы успели ее расспросить. И миллион других бабушек тоже.
А еще я предлагаю вам представить хоть немного то время, ту жизнь, которая осталась далеко-далеко в прошлом. Представить, чем жили люди, о чем мечтали, как любили.
Здесь вы увидите и войну, войну с точки зрения одного человека, живущего в одной деревне вблизи Пинска. После этого рассказа в моей голове даже разрушилась еще одна легенда агитпорма. Возможно что-то разрушится или построится и в ваших.
Это интервью - моя память. Но и наша общая история.
-----
Мы сидим с Юрой и бабушкой в старой комнате с печкой, за окном сияет солнце, в доме тепло и сыро. И от дома веет старостью, теплом и детством. Хотя тут с тех пор уже не раз делали ремонт – запах детства все равно почему-то остался. Завтра Пасха, а потому в доме пахнет пирогами, и мы, кстати, жуем по куску только что еще румянившегося в печи одного из них. Мама что-то делает на кухне, дверь в которую открыта, и постоянно комментирует нашу с бабушкой беседу. С улицы периодически приходит папа, тоже вставляет парочку комментариев на счет того, что говорится в данный момент и снова уходит. Бабушка сидит со мной на диване, смеется и постоянно волнуется, что нам не интересно слушать ее воспоминания. Периодически мы хохочем, потому что некоторые истории совсем неожиданные, а из-за этого страшно смешные. У Юры в руках телефон, на котором включена запись. Бабушка смущается, когда ее начинаются снимать или фотографировать. Хотя парочку раз Юре удается даже записать видео. В основном, когда мы смеемся. Разговариваем мы на местном языке - смеси белорусского, украинского, польского и еще Бог весть какого. Хотя, конечно, я уже на этом языке полноценно не говорю - так, иногда вставляю словечки. Юра мужественно все это пытается понять - его бабушка родом из другой части Беларуси и говор там совсем другой.
С каждой секундой я падаю в никуда, в пропасть, словно в чёрную дыру. Вокруг меня такие же звёзды как и я. Огромные, яркие, но, правда, далеко отдалены друг от друга. Мы наблюдаем за метеоритами, планетами и другими прелестями космоса. Но приходит и моя пора падать, когда я погасну...
Ранним утром я выглянул в окно, надел пальто, и вышел на улицу. Мимо прошла дама в жабо, улыбнулась, сказала "А вы ничего!". Я призадумался, на улице осень, прохладно, а эта дамочка щеголяет тут в неглиже. "Замерзнешь, дура!" кричу я ей и пытаюсь поймать такси. Спустя полчаса бессмысленного стояния около клумбы я пошел в сельпо пешком. И чего я надеялся поймать около этой кучи навоза, покрытой растениями? В потрепанном домике сидел Ванька Седых, совсем молодой паренек, и читал Данте. "Уважаемый, я долг за электричество принес", произнес я, усаживаясь за старый деревянный столик. "Да-да, конечно, придет Люда, все оформит. А пока не желаете ли кофе, какао?". Надо же, какой учтивый молодой человек. А ведь мы оба знаем, что в нашем кооперативе отродясь ни кофе, ни какао не водились. "Ещё интервью у меня возьми, шутник", произнес я и мы оба рассмеялись. Спустя некоторое время в помещение зашла и сама Людмила Ивановна, держа в руках горшочек с алое. "О, явился! Небось долги отдавать пришел, да? Сейчас кассу открою, а ты горшочек подержи-ка пока". И немудрено! Все горизонтальные поверхности были заставлены цветущей растительностью. "Людмила Ивановна, куда вам ещё один цветок то? И так уже всё завалено", обратился я к кассирше. "А я Ванечку попрошу, он мне в горшочке дырочки сделает, веревочку проденет, и под потолочек подвесит, кашпо будет!". Совсем старуха с ума сошла, думал я протягивая ей деньги. А впереди ещё целый день. Попытаться поймать ту голую тётку, что ли...
