В повести "Капитанская дочка" Пушкин постоянно противопоставляет Гринёва и Швабрина - двух дворян, молодых офицеров, слушащих в Белогорской крепости, с целью разрешения проблемы чести и долга. Не случайно Пушкин выбрал эпиграфом повести пословицу "Береги честь смолоду".
<span>Разница между главными героями видна по тому, как они попали в Белогорскую крепость. Гринёва отец отправил туда, чтобы "послужил он в армии, да потянул лямку, да понюхал пороху...". Швабрин же, по словам "капитаншы" Василисы Егоровны "...вот уж пятый год как к нам переведён за смертоубийство" . </span>
<span>Гринёв и Швабрин по-разному понимают выражение "воинский долг". Это мы можем увидеть из их отношения к Пугачёву. Швабрин, забыв о своей присяге, перешёл на сторону Пугачёва. Гринёв же находится с Пугачёвым в "странных приятельских отношениях". Заячий тулупчик и стакан вина, которыми когда-то молодой дворянин одарил мужика во время бурана выведшего кибитку к умёту, были восприняты этим мужиком, то есть Пугачёвым, как "добродетель". За доброту и искренонность чувств Пугачёв также платит благодарностью. </span>
<span>По-разному относятся главные герои и к Марье Ивановне. Гринёв влюбляется в Машу и пишет стихи, посвящённые ей. Эти стихи он показал Швабрину, а тот раскритиковал и посмеялся над этими стихами: "Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих, каждое слово, издеваясь надо мною самым колким образом ". Всё дело в том, что Швабрин тоже влюблён в Машу. Но разве может позволить себе любящий человек сказать "...чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серег " ? </span>
<span>Итак, Пётр Гринёв - мужественный человек, обладающий чувством долга, умеющий любить. Он живёт по совету "береги плать снову, честь смолоду". Это действительно "природный дворянин" в лучшем смысле этого слова. Швабрин же лишь называется дворянином, по своим душевным качествам он уступает даже подручным Пугачёва: Хлопуше и Белобородову. И Пушкин, на контрасте давая счастливого будущего Гринёва и того, что предстоит Швабрину, показывает обречённость такого типа людей.</span>
Когда Гринев приехал в Белогорскую крепость первым с кем он познокомился был Швабрин, да и больше никого нормального не было потому что остальные были стариками инвалидами. Когда Гринев приехал и пошел в свой "дом", к нему пришел Швабрин, так они и познокомились.
Островский обладает глубоким пониманием русской жизни и великим уменьем изображать резко и живо самые существенные ее стороны.
Внимательно соображая совокупность его произведений, мы находим, что чутье истинных потребностей и стремлений русской жизни никогда не оставляло его; оно иногда и не показывалось на первый взгляд, но всегда находилось в корне его произведений.
Требование права, уважение личности, протест против насилия и произвола вы находите во множестве литературных произведений; но в них большею частию дело не проведено жизненным, практическим образом, почувствована отвлеченная, философская сторона вопроса и из нее все выведено, указывается право, а оставляется без внимания реальная возможность. У Островского не то: у него вы находите не только нравственную, но и житейскую экономическую сторону вопроса, а в этом-то и сущность дела. У него вы ясно видите, как самодурство опирается на толстой мошне, которую называют «божиим благословением», и как безответность людей перед ним определяется материальною от него зависимостью. Мало того, вы видите, как эта материальная сторона во всех житейских отношениях господствует над отвлеченною и как люди, лишенные материального обеспечения, мало ценят отвлеченные права и даже теряют ясное сознание о них. В самом деле — сытый человек может рассуждать хладнокровно и умно, следует ли ему есть такое-то кушанье; но голодный рвется к пище, где ни завидит ее и какова бы она ни была. Это явление, повторяющееся во всех сферах общественной жизни, хорошо замечено и понято Островским, и его пьесы яснее всяких рассуждений показывают, как система бесправия и грубого, мелочного эгоизма, водворенная самодурством, прививается и к тем самым, которые от него страдают; как они, если мало-мальски сохраняют в себе остатки энергии, стараются употребить ее на приобретение возможности жить самостоятельно и уже не разбирают при этом ни средств, ни прав.
У Островского на первом плане является всегда общая, не зависящая ни от кого из действующих лиц, обстановка жизни. Он не карает ни злодея, ни жертву; оба они жалки вам, нередко оба смешны, но не на них непосредственно обращается чувство, возбуждаемое в вас пьесою. Вы видите, что их положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. Сами самодуры, против которых естественно должно возмущаться ваше чувство, по внимательном рассмотрении оказываются более достойны сожаления, нежели вашей злости: они и добродетельны и даже умны по-своему, в пределах, предписанных им рутиною поддерживаемых их положением; но положение это таково, что в нем невозможно полное, здоровое человеческое развитие.
<span>Таким образом, борьба, совершается в пьесах Островского не в монологах действующих лиц, а в фактах, господствующих над ними. Посторонние лица имеют резон своего появления и оказываются даже необходимы для полноты пьесы. Недеятельные участники жизненной драмы, по-видимому занятые только своим делом каждый,— имеют часто одним своим существованием такое влияние на ход дела, что его ничем и отразить нельзя. Сколько горячих идей, сколько обширных планов, сколько восторженных порывов рушится при одном взгляде на равнодушную, прозаическую толпу, с презрительным индифферентизмом проходящую мимо нас! Сколько чистых и добрых чувств замирает в нас из боязни, чтобы не быть осмеянным и поруганным этой толпой. А с другой стороны, и сколько преступлений, сколько порывов произвола и насилия останавливается пред решением этой толпы, всегда как будто равнодушной и податливой, но, в сущности, весьма неуступчивой в том, что раз ею признано. Поэтому чрезвычайно важно для нас знать, каковы понятия этой толпы о добре и зле, что у ней считается за истину и что за ложь. Этим определяется наш взгляд на положение, в каком находятся главные лица пьесы, а следовательно, и степень нашего участия к ним.
Ниже продолжение</span>
