Судьба творческого наследия Баха
<span /><span><span>В литературе о Бахе, как правило, указывается на необычность
судьбы его творческого наследия: ничтожно малая часть прижизненно
опубликована, автографы разошлись по рукам, некоторые сочинения
сохранились в копиях, другие — оркестровые или вокально-оркестровые —
только в голосах (партиях), с не всегда подписанной цифровкой
генерал-баса, многие безвозвратно утеряны. Где только не обнаруживались
считавшиеся пропавшими рукописи! Их поиски могли бы послужить сюжетом
для детективного романа.
Но так ли уж необычна судьба баховского наследия? С нашей точки зрения
это бесспорно. Бесспорно и с точки зрения деятелей второй половины XVIII
века, когда под воздействием демократизации музыкальной жизни
нотопечатание стало неотъемлемой частью издательского дела. Изменились
тогда и нравы: укрепилось личное самосознание композитора — он теперь
бережнее хранил сотворенное им, да и издатели активнее интересовались
скорейшей публикацией того, на что был спрос. (Некоторые бетховенские
фортепианные произведения выпускались в свет вскоре после их создания
одновременно несколькими издателями! ) Но в баховское и предбаховское
время царили иные обычаи, да и автор по-иному относился к своим
сочинениям. Он писал преимущественно в порядке выполнения служебных
обязанностей или по заказу мецената: церковь и двор являлись
заказчиками. Коль скоро сочинение исчерпало свою функцию в литургии, оно
возвращалось к его творцу, покрывалось пылью в церковной библиотеке
либо повторялось по инициативе кантора, чаще же — сменялось новыми
сочинениями. А меценат, как это имело место и с картинами живописцев,
присваивал себе посвященное ему произведение: хотел — исполнял либо
попросту забывал о заказе, как было с Бранденбургскими концертами Баха.</span><span>Поэтому наследие старых мастеров оказалось разбросанным в рукописях
по разным владельцам и городским архивам. Даже уникальная партитура
«Дафны» Шютца — первой немецкой оперы, вышедшей из-под пера гениального
творца, — навеки утеряна.
Ну, а сами композиторы — как они относились к судьбе своих творений?
Любому из них она не могла быть безразличной, в том числе Баху. Конечно,
он был заинтересован в том, чтобы его произведения исполнялись, причем
верно трактовались, но все зависело от того, где и ради чего они
исполнялись.</span>
Хотел ли он, чтобы его духовные кантаты звучали не только в
лейпцигских церквах св. Фомы и св. Николая — там, где он служил
кантором, но и в церквах других городов? Думаю, что нет, ибо это его
собственность, которую он мог в зависимости от обстоятельств
использовать для других целей, варьировать, повторять. Что ему дало бы,
если бы эти произведения прозвучали в литургии церквей других городов?
Ровным счетом ничего: имена авторов музыки воскресной литургии не
объявлялись. Хорошо проведена служба — чувства ублажены, дух вызвышен,
и, довольные, бюргеры расходились по домам. Это не домысел, а истина:
известно, например, письмо Баха от 20 марта 1729 года, в котором он
отклоняет просьбу своего бывшего ученика о предоставлении копии
«Страстей», ибо она ему самому, дескать, нужна. Как непохоже это на наши
представления о стремлении композитора утвердить себя! Светские же
кантаты и «торжественные музыки» создавались «на случай». Второй такой
случай не подвернется, и в другой раз эту музыку нельзя исполнить. Что
ж, Бах сможет использовать ее для других композиций: светскую кантату,
подправив, превратит в духовную.
Иное дело — печатание нот, дело по тому времени трудоемкое и
дорогостоящее, оно требовало проявления чьей-либо заинтересованности.
<span>Здесь открывались три возможности: 1) покровительство двора, но
обязательно крупного, представительного; 2) инициатива магистрата; 3)
собственная инициатива. Разберем каждую из этих возможностей.</span></span>
Букварь Василия Бурцова. Первое московское пособие для обучения грамоте. Выпущен Московским печатным двором 20 августа 1634 года.
Букварь Кариона Истомина первая русская азбука, составленная для царевича Алексея Петровича. Иллюстрированный лицевой букварь, изданный писателем К. Истоминым в 1694 г. в количестве 106 экз.
Грамматика Мелетия Смотрицкого (1648) и Арифметика Леонтия Магницкого (1714).
Михаил Васильевич Ломоносов называл эти книги вратами своей учёности.