<span>Смерть Хирона и его добровольный уход из жизни потрясли Геракла. Он никуда не выходил из дома, ведя с Иолаем нескончаемую беседу о двух мирах: о мире живых и мире мертвых. "В чем смысл жизни? В чем ее Истина?— спрашивал Геракл Иолая, и сам себе отвечал.— Живая жизнь борется с мертвой, и в этом вся истина — в их борьбе. Истина — только в живой жизни, где есть и радости, и печали. В мире мертвой жизни Истины нет — там только забвение. Я смертен, но во мне есть мысль. Не она ли борется со смертью? Но для борьбы нужна сила. А разве мысль не сила? Разве не покоряет мысль и большое, и малое? Чем выше мысль, тем она сильнее. Мысль питается знанием, а знание всегда служит людям — иначе оно умирает. Но что я знаю? Знание мое не больше искорки в сиянии звездного дождя. Когда погаснет эта искорка, истина для меня исчезнет, и наступит мрак". "А может быть мрак — это тоже истина?" — спрашивал Иолай. Так беседовали друзья дни и ночи напролет. Однажды под вечер их беседу прервал Копрей, явившийся с новым приказом Эврисфея. "Царь,— сказал Копрей,— вместо очередного подвига предлагает тебе, Геракл, поохотиться на диких уток или что-то в этом роде. Прошел слух, что на Стимфальском озере завелись птицы, именуемые Стимфалидами. Их ты должен перестрелять — вот и все". Когда глашатай Эврисфея ушел, Геракл сказал Иолаю: "Слышал и я про этих птичек. Это птицы Ареса, бога войны. У них медные клювы и когти. Но не в клювах и когтях их главная сила, а в медных перьях, которые они мечут, словно стрелы, и, убивая ими людей, питаются человечьим мясом. И все-таки я думаю, что настоящая опасность для нас не в медноперых Стимфалидах, а в чем — увидим". "Это ты хорошо сказал,— ответил Иолай, — вижу, что ты хочешь взять меня с собой!" </span><span>Стимфальское озеро лежало хотя и в Аркадии, но недалеко от пределов Арголиды. После двух дней пути Геракл и Иолай пришли в мрачную котловину, на дне которой блестело Стимфальское озеро. Пустынно и дико было все вокруг: голые камни, ни травы, ни цветка, ни дерева. Ветер не шевелил рябью гладкую поверхность озера, ящерица не грелась на солнце. Стояла мертвая тишина. Геракл и Иолай сели на камни у самой воды и молча смотрели на неподвижное озеро. Тоска напала на них, усталость сковала тело, стало трудно дышать. "Со мной творится что-то неладное,— сказал Геракл.— Мне трудно дышать, и лук выпадает из моих рук… Это озеро дышит отравленной мглой преисподней. Я чувствую затхлый воздух царства мертвых… О, Зевс! Дай умереть мне не здесь, а на какой-нибудь горной вершине!" "Сон смерти овладевает и мной",— еле слышно прошептал Иолай. </span><span>Вдруг с неба к ногам Иолая упала простая деревянная трещотка, какой крестьяне прогоняют птиц из садов и огородов. Ее послала Афина, мудрая наставница и помощница людей. Иолай схватил ее и начал трясти. Громко затрещала она над спящим озером, а эхо стократ умножило производимый ею шум. И тогда с тополевой рощи поднялась огромная птица, за ней другая, третья, много… Длинной вереницей, заслоняя солнце, скользнули они над гладью Стимфалийского озера. Еще мгновение и град острых медных перьев обрушился на берег, где сидел Геракл со своим другом. Хорошо, что Геракл не расставался со своим плащом из шкуры Немейского льва, — он успел и сам им накрыться, и прикрыть Иолая. Смертоносные перья Стимфалид теперь им были нестрашны. Схватил Геракл свой лук и из-под плаща стал поражать чудовищных птиц одну за другой. Множество Стимфалид, сраженных стрелами Геракла, упало в черные воды озера. Теперь оно уже не было спокойным, вода в нем клокотала, белый пар поднимался к небу. Оставшиеся в живых птицы взвились под облака и скрылись из глаз. В страхе они улетели далеко за пределы Эллады — на берега Эвксинского Понта и никогда больше не возвращались. "Уйдем скорее отсюда, пока нас снова не заволокло ядовитой мглой", — сказал Геракл и, бросив в кипящую воду трещотку Афины, зашагал прочь. Чем дальше уходили друзья от заклятого места, тем бодрее они себя чувствовали. Но еще долго странная истома и ломота в костях напоминали им о смертельном дыхании Стимфальского озера.</span>
Владимир Николаевич
Крупин в тексте размышляет о том, нужны ли человеку знания и как они влияют на человека. Вот что он сам высказывал по этому поводу: " Знания необычайно вредны, если являются самоцелью. То есть стремление знать как можно больше – оно ошибочно и губительно". Я понимаю, почему Куприн поднимает тему знаний в своем тексте, давая понять, что лучше не браться за всё сразу, а доводить до конца одно дело, а лишь потом приступать к следующему. Я согласна с позицией автора. Например, в тексте писатель говорит о том, что "<span>Вот я,
например, знаю, как звали коня Александра Македонского. Буцефал. Или не знаю,
как звали коня Александра Македонского. И что? Я стал хуже, глупее? Да нет, я
просто не знаю того, без чего я могу прожить.". Этим он хотел сказать, что жизнь без знаний, конечно, нельзя, нужно стремиться познать больше, но если мы не будем знать то, что нам, впринципе, не нужно, от этого мы не станем глупее. На собственном примере могу сказать, что если человеку действительно нравится какое-то из направлений науки, то он с удовольствием будет" поглощать" знания, получая при этом удовольствие. Ещё одной из проблем является влияния современной техники на нас. "</span><span>А вот, например, сотовый телефон, мобильная связь – это, конечно,
гениальное изобретение." - пишет Куприн, но как он пагубно влияет на людей мы можем замечать уже на протяжении долгих лет. Нас ничего не может сделать лучше: ни мобильные телефоны, ни телевизоры, ни что иное, кроме нас самих и нашей силы воли.</span>
1) Потому что они пожертвовали самым дорогим, что у них было. они были глупы и мудры одновременно. 2) Это рассказ о большой любви. И пожертвованиях ради близкого человека.
''Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины,- ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!''
В изображении народного движения в повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка» отразилось верное понимание духа исторической эпохи, глубина и зрелость исторического мышления писателя.
Пушкина давно привлекал замысел произведения о пугачевском бунте. Он, верный исторической точности, штудировал печатные источники о Пугачеве, знакомился с документами о подавлении крестьянского восстания. А в 1833 году он даже предпринял поездку на Волгу и Урал, чтобы воочию увидеть места грозных событий, услышать живые предания о пугачевщине (знание России, ее близких и дальних областей входило в его представление о долге писателя) . Эта поездка дала незаменимые живые впечатления, позволила встретиться с участниками крестьянской войны 1773—1775 годов, услышать народные предания о пугачевском бунте.
Он первый из литераторов и историков увидел в Пугачеве выдающегося человека из народа; с сочувствием изображая в своем романе простых, незнатных людей, Пушкин раскрывает роль народных масс как главной движущей силы истории.
