В центре полотна изображена корзина с сиренью. Она стоит на столе. Оттенки сирени очень разнообразны. Букет состоит из фиолетовых, белых, розовых и лиловых гроздей. Они пышные, изящные и лёгкие. Художнику удалось изобразить даже листья очень красивыми. От букета так и исходит свежесть и нежность весеннего утра. Смотря на эту картину, можно подумать, что букет только что принесли из сада. Картина играет красками и фон сливается с букетом, и смотря на картину, можно почувствовать настроение картины. <span>Закрывая глаза и удаляясь в мир грез, стоит представить себе эту картину, почувствовать запах сирени, ощутить силу и нежность природы, испытать те чувства, которые обычно появляются весной, во время прогулки по роще или похода. </span>
<span>Художник смог передать великолепный букет чувств и эмоций </span>в картине «Сирень в корзине». Судя по тому, как она написана, Кончаловский подходил к творческому процессу с душой и пытался передать в ней все то, что обычно чувствует человек, бывая на природе.
<span>Эта картина поистине очень красива. На меня она произвела впечатление. Она передаёт ощущение красоты и свежести весенней природы. Художник говорил: «Я пишу, как музыкант играет гаммы».
Пойдёт?)))</span>
Ледяное сердце
Глаз алмаз
Пропасть не перепрыгнуть в два прыжка
так жить нельзя
Казарменный социализм
Коней на переправе не меняют
И все в таком духе)))
Славяне подобно дpyгим индоевpопейским наpодам поднялись с низшей стyпени демонологии, связанной с магией, к высшим фоpмам pелигии. Однако нам об этом процессе известно очень мало. То, что мы знаем, - это главным обpазом богатейший мир низших дyхов и магии, который окpyжал славянина. Этот миp дyхов и магия лежали в основе религиозного миpовоззpения славян с древнейших времен и до конца языческого периода. Русские средневековые писатели - летописцы и церковные проповедники - - следовали традициям древнехристианских отцов церкви, которые бичевали и высмеивали античное язычество, но не описывали его так, как оно было вокруг и въяве. Так же поступали и древнерусские авторы. Они обращались к той аудитории, которая была полна языческих помыслов, действий, постоянных колдовских заклинаний, которая избегала церковной службы и охотно участвовала в красочных и хмельных разгульных и всенародных языческих игрищах. Поэтому они не столько описывали, сколько порицали.
"Гм!.. Хорошо...— говорит Очумелов строго, кашляя и шевеля бровями. — Хорошо... Чья собака? Я этого так не оставлю. Я покажу вам, как собак распускать!"
"Да разве братец ихний приехали? Владимир Иваныч? — спрашивает Очумелов, и всё лицо его заливается улыбкой умиления.— Ишь ты, господи! А я и не знал! Погостить приехали?"
"...а ежели каждый свинья будет ей в нос сигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака — нежная тварь..."
"А ты, болван, опусти руку!"
"И спрашивать тут долго нечего,— говорит Очумелов.— Она бродячая! Нечего тут долго разговаривать... Ежели сказал, что бродячая, стало быть и бродячая... Истребить, вот и всё."
"Ты отведешь ее к генералу и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал..."
Бушевала, неслась, заметала, сильно мела
