Я ехал с охоты вечером один, на беговых дрожках. В дороге меня застала сильная гроза. Кое-как схоронился я под широким кустом и терпеливо ожидал конца ненастья. Вдруг при блеске молний я увидел на дороге высокую фигуру. Это оказался здешний лесник. Он отвёз меня в свой дом — небольшую избушку посреди обширного двора, обнесённого плетнём. Изба состояла из одной комнаты. На самой середине висела люлька с младенцем, которую качала босая девочка лет 12-ти. Я понял, что хозяйки в избе не было. Из всех углов смотрела нищета.Наконец я смог рассмотреть лесника. Он был высокого роста, плечист и хорошо сложён, его суровое и мужественное лицо заросло бородой, из-под широких бровей смело смотрели небольшие карие глаза. Лесник представился Фомой, по прозвищу Бирюк. От Ермолая я часто слышал рассказы о Бирюке, которого боялись все окрестные мужики. Из его леса нельзя было вынести даже вязанки хвороста — был он силён и ловок, как бес. Подкупить его было невозможно, да и со свету сжить нелегко.Я спросил, есть ли у него хозяйка. Бирюк с жестокой улыбкой ответил, что его жена бросила детей и сбежала с прохожим мещанином. Угостить он меня не мог: в доме не было ничего, кроме хлеба. Между тем гроза закончилась, и мы вышли на двор. Бирюк сказал, что слышит стук топора; я не слышал ничего. Лесник взял своё ружьё, и мы пошли к тому месту, где рубили лес. В конце пути Бирюк опередил меня. Я услышал звуки борьбы и жалобный крик. Я ускорил шаг и вскоре увидел срубленное дерево, возле которого лесник связывал руки вору — мокрому мужику в лохмотьях с длинной растрёпанной бородой. Я сказал, что заплачу за дерево и попросил отпустить несчастного. Бирюк промолчал.Снова полил дождь. С трудом мы добрались до избы лесника. Я дал себе слово во что бы то ни стало освободить бедняка. При свете фонаря я смог разглядеть его испитое, морщинистое лицо и худое тело. Вскоре мужик стал просить Фому отпустить его, но лесник не соглашался. Вдруг мужик выпрямился, на его лице выступила краска, и он стал бранить Бирюка, называя его зверем.<span>Бирюк схватил мужика, одним движением освободил ему руки и велел убираться к чёрту. Я был удивлён и понял, что на самом деле Бирюк — славный малый. Через полчаса он простился со мной на опушке леса.</span>
<span><span>Человек — одно звено в бесконечной цепи жизней, которая тянется через него из глубины прошедшего к бесконечному будущему.человек жизнь</span>
</span><span><span><span>— Знаешь, — заговорил он грустно, — мне кажется иногда, что старики правы, когда говорят, что на свете становится с годами все хуже.жизнь</span>
</span></span><span><span><span>Мы, зрячие, видим отражение душевных движений на чужих лицах и потому приучаемся скрывать свои собственные.</span>
</span></span><span><span><span>Мне только кажется, что я совсем лишний на свете.</span>
</span></span><span><span><span>Можно грустить и страдать о том, чего не испытал ни разу.</span>
</span></span><span><span><span>Подайте слипеньким… р-ради Христа.
Но это уже была не просьба о милостыне и не жалкий вопль, заглушаемый шумом улицы. В ней было все то, что было и прежде, когда, под ее влиянием, лицо Петра искажалось и он бежал от фортепиано, не в силах бороться с ее разъедающей болью. Теперь он одолел ее в своей душе и побеждал души этой толпы глубиной и ужасом жизненной правды… Это была тьма на фоне яркого света, напоминание о горе среди полноты счастливой жизни…</span>
</span></span><span><span><span>Есть натуры, будто заранее предназначенные для тихого подвига любви, соединенной с печалью и заботой, — натуры, для которых эти заботы о чужом горе составляют как бы атмосферу, органическую потребность. Природа заранее наделила их спокойствием, без которого немыслим будничный подвиг жизни, она предусмотрительно смягчила в них личные порывы, запросы личной жизни, подчинив эти порывы и эти запросы господствующей черте характера. Такие натуры кажутся нередко слишком холодными, слишком рассудительными, лишенными чувства. Они глухи на страстные призывы грешной жизни и идут по грустному пути долга так же спокойно, как и по пути самого яркого личного счастья. Они кажутся холодными, как снежные вершины, и так же, как они, величавы. Житейская пошлость стелется у их ног; даже клевета и сплетни скатываются по их белоснежной одежде, точно грязные брызги с крыльев лебедя…</span></span></span><span><span>
</span></span><span><span><span>Мы грустим, — ответила она упрямо… — Мы часто грустим о невозможном…</span></span></span>
Владимир Маяковский родился в Грузии в семье Владимира Константиновича Маяковского (1857-1906), служившего лесничим третьего разряда в Эриванской губернии , с 1889 в Багдадском лесничестве.
<span>"Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово "милосердие". Есть и
другие слова - сестра, жена, друг и самое высокое - мать. Но разве не присутствует в их
содержании и милосердие как суть, как назначение, как конечный смысл? Женщина дает жизнь,
женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь - синонимы.
На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только
спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из "снайперки", бомбила, подрывала мосты,
ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с
невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей. "Не женская это доля -
убивать", - скажет одна из героинь книги Алексиевич "У войны не женское лицо", вместив сюда весь ужас и всю жестокую необходимость случившегося. Другая распишется на стенах поверженного рейхстага: "Я,
Софья Кунцевич, пришла в Берлин, чтобы убить войну". То была величайшая жертва,
принесенная ими на алтарь Победы. И бессмертный подвиг, всю глубину которого мы с годами
мирной жизни постигаем." </span>Это строки потрясающей книги о войне писательницы С.Алексиевич ( которая в 2013 году номинировалась на Нобелевскую премию).В этой книге ("У войны не женское лицо") автор приводит сотни документальных рассказов женщин ,прошедших войну .Читая эти воспоминания выживших в военной мясорубке будущих жён и матерей ,поражаешься силе ,мужеству ,стойкости хрупких и нежных созданий ,которые не случайно названы "слабым полом".Действительно ,"у войны не женское лицо" .А если женское ? То какое оно?Сразу вспоминается повесть писателя - фронтовика Б.Васильева "А зори здесь тихие".Пять юных зенитчиц,молодых ,красивых ,толком не успевших ни пожить ,ни полюбить ,ни детей понянчить ,вступили в неравную схватку с фашистскими десантниками.Девушки тоже сражались за то ,"чтобы убить войну ",чтобы следующие поколения могли быть счастливыми и жить в мире .Из пятерых только Женя и Рита имели представление о военной жизни .Остальные - не знали ,что такое война .И погибли Галя и Соня нелепо ,потому что были неопытны и беззащитны .Но никто из девушек не дрогнул ,не ушёл ,не испугался .Они честно исполнили долг .И этот бой "местного значения" внёс свою лепту в копилку побед нашей страны над коричневой чумой .Мне горько читать о гибели юных зенитчиц , ведь они могли жить ,рожать детей ,воспитывать их патриотами своей страны .Но ничего этого не случилось .Женщины ,которые созданы для продолжения жизни- эту жизнь уничтожали .Во имя более высокой цели .Это противоестественно .И авторы: и С.Алексиевич ,и Б. Васильев-именно эту мысль хотели подчеркнуть в своих произведениях .Женщина и война - понятия несовместимые!!!Так какова же роль женщин на войне?Я думаю ,роль великая и значительная .Они помимо того ,что призваны делать : лечить ,кормить,выхаживать ,обстирывать ( что само по себе нелегко ),сражались и гибли наравне с мужчинами ,давая всем образец беспримерного мужества и патриотизма .И воевали они ,"чтобы убить войну ",чтобы другие могли радоваться солнцу и рождённым детям! <span> </span>