Чтобы сражаться со стотысячной армией Кира II, царица Томирис должна была противопоставить ей такое же мощное войско. Против персов выступили не только сакские племена, земли которых намеревался подчинить Кир II, племена сопредельных с ними земель, но и другие племена саков-тиграхаудов, в том числе Семиречья, Иссык-Куля. Летом 530 года до н. э. остановив свои войска перед рекой, отделявшей его от саков, Кир II направил к царице Томирис, которая была вдовой, послов с предложением стать его женой. Понимая, что царю персов нужна не жена, а необъятные владения саков, их богатства и храбрые воины, царица ответила отказом. Кир II, только и ждавший повода для начала войны, во главе войск переправляется через реку. Саки наблюдают за ним, не пытаются помешать. Томирис полагала, что врагам будет трудно сражаться на чужой земле, а когда они повернут обратно, широкая гладь реки станет для них непреодолимой преградой. Продвинувшись вглубь сакских земель, Кир II остановил свои войска. Он решил хитростью заманить саков в ловушку: сделал вид, что испугался, и повернул обратно, оставив, как бы в спешке, большой запас вина. План был прост, но итог оказался успешным. Как и предполагал Кир II,
Томирис отправила за ним в погоню треть своего войска во главе с единственным сыном Спарганистом. Саки заняли опустевший лагерь персов, нашли вино и, воспользовавшись неопытностью своего командующего, устроили пиршество. Под покровом ночи Кир II вернулся и уничтожил беспечно спавших саков. По сведениям одних источников, Спарганист был убит персами, по другим попал в плен, но покончил с собой, не вынеся позора. Томирис направила к Киру II посла с требованием немедленно уйти с сакской земли и вернуть тело сына. Письмо заканчивалось угрозой: “Если же ты не сделаешь этого, я напою тебя кровью, клянусь солнцем, которому поклоняются массагеты”. Кир II не внял угрозе. Началась ожесточенная битва, в которой сакам удалось заманить персов в узкое ущелье и перебить их. Согласно легенде, записанной греческим историком Геродотом, Томирис велела положить голову царя Кира II в бурдюк, наполненный кровью, и произнесла: “Ты хотел крови. Ты получил ее!”.
Однако позже саки были подчинены его наследником Дарием I Гистаспом в 519—518 г. до н. э. В тяжелой борьбе с Ахеменидским государством участвовали объединенные силы сакских племен Средней Азии, включая и тех, которые занимали территорию древнего Кыргызстана. В ответ на мобилизацию всех сил Ахеменидов от Средиземного моря до Гиндукуша (у Кира II была двухсоттысячная армия) цари саков должны были сконцентрировать силы кочевников от Тянь-Шаня до Каспийского моря. Только так саки могли достойно встретить иноземных завоевателей.
Со времени Петра I, впервые временные и пространственные границы праздника вышли за рамки установленного годичного цикла. Праздники, как в Средневековье, так и в Новое время прерывали тягостную в своем однообразии череду дней. Извлекая из потока будней людей, праздник был призван выполнять замещающую функцию. Кроме того, по замечанию М. Бахтина, для праздника была характерна “своеобразная логика обратности…, логика непрестанных перемещений верха и низа” , все делалось вопреки установленным правилам . События реальной жизни разворачивались в сфере свободы, что позволило позже, к дочери Петра I “приклеить” смелое и искристое прозвище “веселая Елисафет”. Игра в празднике XVIII столетия была призвана опровергнуть законы, запреты, сословные перегородки и условности. “Пародия, профанация, вольное, фамильярное отношение распространилось на все ценности, мысли, явления и вещи”.
Праздники XVIII века можно классифицировать как: 1) придворные; 2) народные торжества по аналогии с Мистериями Ренессанса; 3) приватные праздники, которые стали привычными к концу XVIII века . Третий тип праздников в отличие от первых двух в части организации и сценариев их проведения, наполнения художественными элементами, носил просветительский характер и был адресован “для благородных, для мужей степенных, купечества и прочих, благопристойно одетых” . Праздники указанных типов можно также дифференцировать по восприятию органами чувств. Они отличались широким использованием декораций. Декорирование праздников было призвано продемонстрировать участникам и зрителям “живые картинки” городской жизни различных сословий российского общества. С этой же целью осуществлялись сценарные постановки “кукольных” мизансцен, “говорящих” картин, театрализованных пасторалей, соответствующим образом освещались дворцы, парки, пруды, фонтаны, иллюминировались декорации. Исследователи отечественной культуры неоднократно обращали внимание на то, что праздник XVIII века был достаточно похож на театральную постановку, в которой был пролог (приезд гостей), завязка (обед), развязка (бал, фейерверк), эпилог (разъезд гостей) . Нам бы хотелось подробнее остановиться на “завязке” праздника – обеде.
Обед в праздничной культуре XVIII века весьма примечательным компонентом. Он представлял собой совместную трапезу. Не случайно обед сохранился в канве праздника как один из древних и устойчивых форм социализации, восходящей к первобытному жертвоприношению. Как элемент игры обед имел строгие правила, которые были обязательными для исполнения. По мере распространения правил европейского этикета в пространстве бытовой культуры, в том числе и на обеды любые изменения поначалу воспринимались с опаской, так как участники трапезы боялись, “что такая новация, изменение или даже случайное нарушение традиции могут вызвать разрушение гармонии в мире, упорядоченного взаимодействия всех “деталей”, целостности, каковой является мир после его сотворения” .
<span>В 1521 году в Ригу прибыл Андрей Кнопкен, проповедовавший идеи Реформации, а несколько позднее — Сильвестр Тегетмейер. Их проповеди, направленные против католической церкви и папы римского” пользовались у жителей Риги огромным успехом. Свои религиозные воззрения А. Кнопкен изложил в виде особых тезисов, к которым он прибегал в своих диспутах с католическими священниками. Такой диспут (публичный ученый спор), состоявшийся 12 июня 1522 года в церкви св. Петра, и положил начало движению Реформации в Ливонии. А. Кнопкен осудил роскошь, в которой погрязли католические священники, их ханжество, призывал создать скромную церковь, которой чужды излишества. В своих проповедях он поддерживал точку зрения Мартина Лютера. о необходимости духовной свободы человека. Тем не менее, он вполне допускал существование неволи физической, связанной с крепостным правом. </span>