Плез очень надо 54 БАЛЛЛАСжатое Изложение!!!!!!!! Нужно сжать Изложение Знаменитый Энрико Спаргетти по справедливости считался л
Плез очень надо 54 БАЛЛЛА
Сжатое Изложение!!!!!!!! Нужно сжать Изложение
Знаменитый Энрико Спаргетти по справедливости считался любимцем богов и людей. Сильный и прекрасный собою, он обладал чарующим голосом, и уже при первом выступлении своем затмил всех других известных певцов и получил прозвище Орфея. Как и все певцы, не имеющие времени для литературных занятий, Энрико долгое время совсем не знал, кто такой Орфей, именем которого часто его называли. – Скажи мне, кто был этот Орфей, имя которого я так часто слышу как похвалу? жил? И неужели этот тенор был настолько лучше меня, что меня украшают его именем? Я в этом сильно сомневаюсь. Высокообразованный Гонорий в ответ рассказал певцу миф об Орфее. – Деревья, – повествовал Гонорий, – привлекаемые силою прелестных звуков, толпились вокруг певца и давали ему тень и прохладу; очарованные скалы теснились к нему; птицы лесные оставляли свою чащу, а звери – свои трущобы и тихо и кротко внимали сладким песням Орфея… – Деревья, – повествовал Гонорий, – привлекаемые силою прелестных звуков, толпились вокруг певца и давали ему тень и прохладу; очарованные скалы теснились к нему; птицы лесные оставляли свою чащу, а звери – свои трущобы и тихо и кротко внимали сладким песня Орфея... – Так это сказка! – со вздохом облегчения сказал гордый певец, но никак не мог примириться с тем, что, хоть и сказочный, Орфей стоит во мнении людей выше его, и, снова слыша его имя, произносимое в похвалу, каждый раз чувствовал как бы укол в самое сердце. Я хочу доказать Орфею и его поклонникам, что я, Энрико Спаргетти, могу сделать не меньше, чем он. К следующему воскресенью собери в моем загородном саду три или четыре дюжины ослов… – Ослов! – воскликнул изумленный и ужаснувшийся Гонорий, но певец гневно топнул ногой и закричал: – Ну да, ослов! Ты увидишь, что будет с ними, когда их слуха коснется мой вдохновенный голос. Наступило воскресенье. И вот – при громе аплодисментов показался на эстраде Энрико Спаргетти, несколько бледный, несколько взволнованный, но решительный и прекрасный в своей смелости. При первых же звуках чарующего голоса, превратившего все земное в небесное, два осла сразу взревели, беспомощно захлебываясь и стеная, в середине возвышая голос почти до раскатов пророческого крика и кончая теми же беспомощными и страдальческими выдыхами. Энрико сделал аккомпаниатору знак переждать и дать господам ослам окричаться. Но лишь только певец снова открыл рот, уже не два, а десять, двадцать ослов нестройно взревели, путаясь в голосах друг друга и своими громовыми раскатами покрывая не только нежнейшее пианиссимо певца, но и самые его отчаянные форте. Напрасно расстроенный Энрико повышал голос: уже все четыре дюжины ослов мрачно ревели, как в последний день земли. – Это же невозможно! – говорил в уборной Энрико, в слезах припадая на грудь также потрясенного Гонория. Ах, Гонорий, а ведь над этой песенкой рыдал сам император бразильский! Я сам – сам! – плакал для этих ослов, чего не делал даже для английской королевы… Нет, я их проберу: долой лирику – я дам им драму. Я их перекричу! – Пожалей голос, Энрико, я умоляю тебя! – плакал Гонорий. – А Орфей жалел? Нет, я их перекричу! Я их перереву. Но и в этот раз все усилия Энрико оказались бесплодными; Ослы ревели, как горная лавина, и напрасно, бегая по сцене, старался перекричать их божественный певец – слушателям был виден только его открытый рот. Так печально окончилось состязание Энрико Спаргетти с Орфеем, и молчаливо разъежались приглашенные, когда Энрико сказал едва слышно ужаснувшемуся секретарю: – Гонорий, пригласи доктора. Кажется, я сорвал голос. К счастью, тревога оказалась ложною и через месяц утомленный голос знаменитого певца восстановился до прежнего блеска и силы. В то же время, благодаря стараниям Гонория журналы вполне согласно объяснили непрерывный рев ослов именно тем, что животные были восхищены и покорены чарующим великого артиста. И прозвище Орфея утвердилось за ним навсегда.
