Екатерина очень любит охоту и прогулки верхом, поэтому всегда заботится о том, чтобы наготове были щедро оплачиваемые учитель верховой езды, конюшие, конюхи. Она основала конный завод, отправляет и принимает кобыл и жеребцов. Среди ее любимых верховых лошадей есть несколько, подаренных Филиппом II: это андалузский рысак тигровой масти, при виде которого она застыла в восхищении, и знаменитая кобыла; бросив все дела, она приказала перевезти ее из Пиренеев в Париж всего пять дней спустя после Варфоломеевской ночи. Она не изменит своей любви к лошадям до 1580 года, когда из-за возраста уже не сможет ездить верхом. И тогда она перенесет свою привязанность на собак и птиц, и даже на дрессированных животных. У нее есть львы — подарок Козимо Медичи — она их поместила в Амбуазе, медведи: в крепких намордниках, с кольцом, продетым через нос, они отправляются в путь вместе со свитой, под присмотром сопровождающего, и следуют за носилками королевы на почтительном расстоянии.
...Блестящие способности Екатерины как «хозяйки дома» могли бы затмить, если бы мы об этом забыли, еще одну, достаточно трогательную сторону ее личности — то, что можно было бы назвать внутренним темпераментом, скрытым под парадной лакировкой и застывшей маской новой Артемисии. Больше всего это проявляется в ее переписке. Ее многочисленные письма с высокими, твердыми, заостренными буквами, подобно отточенным копьям, с сильным наклоном, свидетельствующие о большой открытости по отношению к другим людям, написаны так, как если бы она разговаривала со своим собеседником, следуя прихотливому ходу мысли, с большим количеством вводных предложений, повторений, стремясь более точно выразить чувство, выступить в защиту или навязать решение. Королева пишет так, как она разговаривает. Выражая соболезнование, она умеет быть патетичной, а когда пишет к друзьям — пылкой. Ее письма полны юмора. Позже мадам де Севинье будет подражать ее манере, описывая людей и пейзажи. Своей давней наперснице герцогине д'Юзес она всего в двух строчках так описывает Дофине: «Милая сестрица, я сейчас нахожусь в этом вашем Дофине — более холмистой и неприятной местности я не видела. Здесь все время то холодно, то жарко, то льет дождь, то ясно, то град — да, впрочем, и люди такие же».
...Будучи женщиной со страстным темпераментом, ей приходилось постоянно сдерживать свой гнев и свой страх. Очень нервная, она умела предчувствовать события: этому есть многочисленные подтверждения, например, ее сон накануне гибели Генриха II или еще один, перед битвой при Жарнаке, когда в 1569 году в Меце она, будучи больной, видела во сне главные события этой битвы, в частности, гибель Конде. Ее дочь Маргарита вспоминала, что накануне смерти каждого из своих детей она получала таинственное предупреждение. Она видела «сильное пламя и вскрикивала: «Да сохранит Господь моих детей!», — и немедля ей приносили печальную весть, предзнаменованием которой для нее стал этот огонь».
Екатерина была чрезвычайно суеверна. У нее была астрологическая книга, страницы которой были сделаны из позолоченной бронзы и где были изображены созвездия: если поворачивать подвижные круги, можно было быстро установить необходимые комбинации для составления гороскопов. С высоты колонны-обсерватории особняка королевы ее астрологи могли проверять свои ежедневные расчеты.
В момент рождения своих детей Екатерина приказывала определять звездные положения, под которыми они родились. Впрочем, ее свекор Франциск I даже позаботился о том, чтобы проверить в Риме заключения французских прорицателей. Знать расположения небесных тел значило, с помощью божьей, иметь возможность спастись, если предсказание было неблагоприятным.
Поэтому королева постоянно советовалась со знаменитыми астрологами того времени: Люком Гауриком, епископом Чипа Дукале, ломбардцем Иеронимом Карданом, флорентийцем Франческо Джунктини и провансальцем Нострадамусом, которого она посетила в Салоне в ноябре 1564 года [273] и которым прославился тем, что в своем знаменитом катрене предсказал смерть Генриха II.