1)Эпизод спасения Чернушки от лица Алеши.
Я присел на бревно и только начал подманивать к для себя кур, как вдруг увидел кухарку. В руках у нее был большой ножик. Я понял, что она желает зарезать еще одну курицу. Мне было их жалко, и я зарыдал и побежал прочь, чтоб спрятаться за курятником. Кухарка орала, чтоб я посодействовал ей, но я не мог этого сделать.
Вдруг я услышал глас Чернушки. Мне показалось, что она зовет меня и просит ее спасти. Я выглянул и увидел, что кухарка уже схватила Чернушку за крыло. Тогда я ринулся к ней на шейку и стал просить ее отпустить Чернуху. Курица тем временем вырвалась и взлетела на крышу.
Кухарка была вне себя от досады и желала идти сетовать учителю, но я стал умолять ее, чтоб она этого не делала. Кухарка не соглашалась. Тогда я достал из кармашка самое драгоценное, что у меня было, — золотой империал, подарок бабушки. Я очень обожал эту огромную прекрасную монету и сберегал ее, но ради Чернушки расстался со своим драгоценным подарком.
Кухарка ушла, а Чернушка стала кружиться около меня, хлопать крыльями, как будто она понимала, что я освободил ее от верной погибели.
2)Алеша не похож на героев народных магических сказок. В народных притчах герой — воплощение какого-то 1-го главного свойства. Он либо герой, либо злодей, либо хороший, либо злой. У героя народной сказки нрав не изменяется: пред нами либо положительный, либо отрицательный персонаж. У Алеши характер изменяется в протяжении повествования зависимо от ситуаций, в которые он попадает.
Е с левонтьевскими ребятишками под гору, к речке, и хвастался:
— Я еще у бабушки калач украду!
Парни поощряли меня, действуй, мол, и не один калач неси, шанег еще прихвати либо пирог — ничего лишнее не будет.
— Ладно!
Бегали мы по мелкой речке, брызгались студеной водой, опрокидывали плиты и руками ловили подкаменщика — пищуженца. Санька ухватил эту мерзкую на вид рыбину, сравнил ее со срамом, и мы растерзали пищуженца на берегу за некрасивый вид. Потом пуляли камни в пролетающих птичек, подшибли белобрюшку. Мы отпаивали ласточку водой, но она пускала в речку кровь, воды проглотить на могла и умерла, уронив головку. Мы похоронили беленькую, на цветочек похожую птичку на берегу, в гальке и скоро забыли о ней, потому что занялись захватывающим, жутким делом: забегали в устье холодной пещеры, где жила (это в селе доподлинно знали) нечистая сила. Дальше всех в пещеру забежал Санька — его и нечистая сила не брала!
— Это еще че! — хвалился Санька, воротившись из пещеры. — Я бы дальше побег, в глыбь побег ба, да босый я, там змеев гибель.
— Жмеев?! — Танька отступила от устья пещеры и на всякий случай подтянула спадающие штанишки.
— Домовниху с домовым видел, — продолжал рассказывать Санька.
— Хлопуша! Домовые на чердаке живут да под печкой! — срезал Саньку старшой.
Санька смешался было, однако тут же оспорил старшого:
— Дак тама какой домовой-то? Домашний. А тут пещернай. В мохе весь, серай, дрожмя дрожит — студено ему. А домовниха худа-худа, глядит жалобливо и стонет. Да меня не подманишь, подойди только — схватит и слопает. Я ей камнем в глаз залимонил!..
Может, Санька и врал про домовых, но все равно страшно было слушать, чудилось — вот совсем близко в пещере кто-то все стонет, стонет. Первой дернула от худого места Танька, следом за нею и остальные ребята с горы посыпались. Санька свистнул, заорал дурноматом, поддавая нам жару.
Так интересно и весело мы провели весь день, и я совсем уже забыл про ягоды, но наступила пора возвращаться домой. Мы разобрали посуду, спрятанную под деревом.
— Задаст тебе Катерина Петровна! Задаст! — заржал Санька. — Ягоды-то мы съели! Ха-ха! Нарошно съели! Ха-ха! Нам-то ништяк! Ха-ха! А тебе-то хо-хо!..
Я и сам знал, что им-то, левонтьевским, «ха-ха!», а мне «хо-хо!». Бабушка моя, Катерина Петровна, не тетка Васеня, от нее враньем, слезами и разными отговорками не отделаешься.
Тихо плелся я за левонтьевскими ребятами из лесу. Они бежали впереди меня гурьбой, гнали по дороге ковшик без ручки. Ковшик звякал, подпрыгивал на камнях, от него отскакивали остатки эмалировки.
— Знаешь че? — проговорив с братанами, вернулся ко мне Санька. — Ты в туес травы натолкай, сверху ягод — и готово дело! Ой, дитятко мое! — принялся с точностью передразнивать мою бабушку Санька. — Пособил тебе воспо-одь, сиротинке, пособи-ил. — И подмигнул мне бес Санька, и помчался дальше, вниз с увала, домой.
А я остался.
Утихли голоса ребятни под увалом, за огородами, жутко сделалось. Правда, село здесь слышно, а все же тайга, пещера недалеко, в ней домовниха с домовым, змеи кишмя кишат. Повздыхал я, повздыхал, чуть было не всплакнул, но надо было слушать лес, траву, домовые из пещеры не подбираются ли. Тут хныкать некогда. Тут ухо востро держи. Я рвал горстью траву, а сам озирался по сторонам. Набил травою туго туесок, на бычке, чтоб к свету ближе и дома видать, собрал несколько горсток ягодок, заложил ими траву — получилось земляники даже с копной.
— Дитятко ты мое! — запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей посудину. — Восподь тебе пособил, воспо-дь! Уж куплю я тебе пряник, самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, прямо в этом туеске увезу…
Отлегло маленько.
Я думал, сейчас бабушка обнаружит мое мошенничество, даст мне что полагается, и уже приготовился к каре за содеянное злодейство. Но обошлось. Все обошлось. Бабушка унесла туесок в подвал, еще раз похвалила меня, дала есть, и я подумал, что бояться мне пока нечего и жизнь не так уж худа.
Я поел, отправился на улицу играть, и там дернуло меня сообщить обо всем Саньке.
— А я расскажу Петровне! А я расскажу!..
— Не надо, Санька!
— Принеси калач, тогда не расскажу.
Я пробрался тайком в кладовку, вынул из ларя калач и принес его Саньке, под рубахой. Потом еще принес, потом еще, пока Санька не нажрался а
3)Германия вступила в Первую мировую войну 1 августа 1914 года, объявив войну России. 3 августа войну Германии объявила Франция, а 4 августа — Британская империя. . Также после войны Германия потеряла все колонии, значительную часть территории