Фильм "Ирония судьбы" - это советская разновидность святочного рассказа?
2 ответа:
К жанру святочных рассказов относятся такие, где действие связано с Рождеством.
Основные признаки жанра:
Даже не вдаваясь в подробности анализа фильма "Ирония судьбы, или С лёгким паром", мы видим, что по признакам есть только одно совпадение - счастливый финал.
Действие происходит не под Рождество, а в канун Нового года.
Ни Женя, ни Надя не находятся в критической духовно или материально жизненной ситуации. Герои окружены вниманием друзей и родных
Высшие силы не вмешиваются в развитие отношений, лишь случайность свела наших героев.
Христианская проблематика отсутствует, соответственно нет и назидательного мотива.
Это всего лишь комедия случайности.
Прежде всего, давайте не впадать в формализм. Авторы пьесы, а затем и создатели фильма "Ирония судьбы" Брагинский и Рязанов были из атеистической, а если копать вглубь, то и не из православной или христианской среды.
Жили и творили они в эпоху государственного атеизма, умеренной стадии которого предшествовала эпоха поистине террористическая: храмы грабили и разрушали, священнослужителей расстреливали по спискам заложников или отправляли в ГУЛАГ по любым поводам, религиозные праздники и их атрибуты были запрещены.
После этого образовалась некая ритуальная пустота, которую заполнить было нечем, поэтому рождественскую ёлку вернули под видом новогодней. Вокруг неё стало собираться всё население СССР независимо от религии предков. Святому Николаю нашёлся сменщик в виде Деда Мороза.
Место святочного рассказа, в котором "плохой" персонаж вдруг изменил своё отношение к жизни, "перековался" и приобрёл человеческое лицо, пустовало долгое время. Добрая оптимистическая история не вписывалась естественно в советские реалии, хоть ты тресни. Социалистический реализм как творческий метод поставлял продукцию про борьбу хорошего с лучшим на фоне отдельных недостатков таким мощным потоком, что создать в его рамках что-нибудь ещё более нереалистичное и морализаторское было просто невозможно.
Отдельная добрая, оптимистическая, с элементами фантастики история просто не могла механически перенести жанровые черты святочного рассказа (и его экранизации) в новые условия.
Первым и главным советским новогодним сказочником стал Э. Рязанов. Его "Карнавальная ночь" - уже попытка ввести некий новый "новогодний рассказ". Начальник, управляющий культурой (работник идеологического фронта) может быть дураком, с ним нужно бороться за право веселиться. Ни в какое другое время нельзя, но 31 декабря - можно. Это необычный, противоположный святочному подход, идущий прямиком из карнавальной культуры, то есть дохристианского культурного слоя. Словно Бог и Христос помечены красными флажками по принципу
мы возвращаемся к язычеству, от которого "другим путём", минуя христианство, должны прийти к идеалам гуманизма, проигрывая некий альтернативный сценарий человеческого мировосприятия.
Проблема + Х = гуманизм. В рождественском рассказе (ро-ра) Х оказывался христианскими добродетелями. В новогодней сказке по-советски Х выражен через сложную и не всегда чёткую формулу. Хм, "потому что гладиолус", то есть "потому что Новый Год", "так положено".
Момент карнавальности присутствует и в "Иронии". Пьяные друзья (привет декабрьским сатурналиям!) перестают адекватно воспринимать Лукашина и отправляют в Ленинград вместо другого человека. Советская панельная квартирка вдруг становится участником событий, словно дом Ашеров, - её тоже не узнают и принимают за московскую. Пришедшие к Наде коллеги думают, что Женя - Ипполит, о котором они наслышаны.
Меня не удивляет, что на роль учительницы русского языка приглашена польская актриса, однажды метившая записать в свою биографию оскароносныый фильм. Почти за десять лет до "Иронии" она снялась в экранизации классического произведения польской литературы - романа Б. Пруса "Фараон", который был номинирован на "Оскар" в категории "иностранный фильм". Возьми он эту планку, Брыльской была бы открыта дорога в Голливуд. К очень большим доходам - стопудово, ведь фильмы-победители шли в прокате по всем США. Но обломилось. Он также был в конкурсной программе Каннского кинофестиваля, но оба раза амбициозный дорогой проект поляков обошла французская картина "Мужчина и женщина" о человеческих отношениях.
И вот, бывшая египтянка Кама реинкарнирует в советской типовой застройке училкой средней школы с неустроенной личной жизнью. Её зовут Надей, она живёт с мамой, но на самом деле Брыльска так же естественно вписывается в декорации и так же убедительно выглядит родной дочерью Любови Соколовой, как и жрица богини Астарты, занесённая в Ленинград машиной времени.
Какие-то неведомые языческие божества устраивают псевдорождественском<wbr />у персонажу встряску, в результате которой он находит подлинного себя. Лучше он не становится, но начинает понимать, где стоит и искать самостоятельного пути в жизни вместо слепого следования воле тех же или каких-то других (да мало ли их в язычестве?) богов.
Я не соглашусь в предыдущим оратором в оценке образа Лукашина и Нади. Женя только что сменил дом - у него нет привычного, обжитого места. Он намерен жениться, потому что его грызёт мама (ей хочется внуков), поэтому он внушает себе влюблённость, готовую развалиться при первом же испытании. Он напивается, хотя не склонен к выпивке. У Нади тоже дом, который ещё нужно сделать своим. Она готова замуж за кого угодно, потому что биологические часы и страх одиночества. Жизнь и поведение обоих героев не совпадает с ожиданиями окружающих и их собственными представлениями о правильном мироустройстве. В этом они как раз вписываются в стандарты "ро-ра".
Рядом с советской новогодней ёлкой прекрасно ужился языческий Дед Мороз. В рамки ро-ра, переделанного в новый жанр - "новогоднюю историю", беспроблемно вписывается карнавальная смеховая культура, вакхические мотивы, тема принятия или борьбы с роком (ну, прямиком из античной драмы!). Странное дело, времена СССР прошли, Рожество как праздник вернулось в календарь, а советская версия ро-ра не устарела. Не вижу потока неоклассических святочных повествований в литературе, кино или мультипликации. Интерес к классическим рязановским фильмам остаётся неизменным. Нынешний читатель-зритель - настолько нигилист-циник-посмо<wbr />дернист или что-нибудь ещё, что ему подавай нечто, ломающее традиционные жанровые установки и рамки.
Читайте также