Советская пропаганда была часто неумной, топорной и перпердикулярной логике. Помнится, в первом классе средней школы в нас усердно долбили какой-то стишок о том, что при царе жили с лучиной, носили воду коромыслами, а при советской власти вода течёт из крана, а свет - в электрической лампочке. Так в моей семилетней голове родилась первая антисоветская мысль: "Неужели в Америке до сих пор воду коромыслами носят и при лучине живут? Электричество и водопровод у них тоже есть, а социализма - нет. Значит, одно от другого не сильно зависит... если вообще зависит". При этом вода из нашего крана бежала далеко не всегда, а с вёдрами к дворовому крану на соседней улице мы ходили постоянно, так что социализм у нас таки давно наступил, а водопровод - как-то не слишком, скорее, пунктиром обозначился, потому что его после полуночи до 6 утра всё равно каждый день отключали совсем. И электричество то скакало, то пропадало. Пожить дня три без света было делом привычным, тем более, что в нашем крохотном холодильнике мало что лежало, портиться было нечему. Нет, дело происходило не в отдалённом горном ауле, а в городе-миллионере, напичканном заводами, и не на рабочей окраине, а в центре, в здании с мраморной лестницей в парадной. Отчего возникала вторая антисоветская мысль: лестницу как поставили при царе, так она до сих пор и стоит, а водопровод провели в наше время, поэтому он постоянно ломается.
Нет, если проявить широту мышления, способность видеть лес за деревьями, отойти от частностей и уметь анализировать да обобщать, то... пропаганда становилась ещё менее убедительной, настолько она с жизнью не дружила. И если о том, как там на самом деле Запад загнивает, можно было лишь догадываться, то несоответствие слов и реальности о нашей советской жизни ощущалось реально постоянно на каждом шагу. Так что когда умные дяди из телеящика сообщали, что в Греции или Великобритании опять стало жить ещё хуже и ни в какое сравнение не идёт с тем, что у нас, то первая мысль была: "Если там ещё хуже, чем здесь, то где тогда вообще нормально?"
Наши пропагандоны могли бы найти реальные слабости идеологического противника, рассказать о каких-то конкретных особенностях жизни там, которые сильно удивили бы советского человека, например, о декретном отпуске в три месяца во многих европейских странах. Как-то нидерландская журналистка Jinek американского происхождения съездила к себе на родину и показала местную нищету. Не отбросов под мостом, не обитателей этнических гетто, а вполне нормальных людей, но бедных и необразованных, а потому на рынке труда занятых в самых низкооплачиваемых сезонных работах. Некая местная благотворительная организация предоставляет таким сирым помощь - дантистов, которые бесплатно удаляют пеньки от зубов, о ней и был один из репортажей. Принеси такое "наш спецкорр" лет сорок назад в "Международную панораму", его бы с фанфарами встретили и расцеловали бы.
Но не было таких подлинных, а не высосанных из пальца историй, потому что наши "спецкорры" были мажорами и детьми мажоров в третьем поколении. Они недурно жили за казённый счёт в тех же США, сочиняя вялую ерунду из однообразных клише. Они плохо знали не только жизнь советских "смердов", но и реалии тех стран, куда их послали. Если декабристы были страшно далеки лишь от русского народа (как сказал Ленин), то эти были далеки от любой жизни за пределами их узкого мирка, их "мыльного пузыря", и на профпригодность их тоже никто реально не проверял. Создать качественную пропаганду уже в 60-е было сложно, а при Брежневе это оказалось для них непосильным трудом. Любой человек с функционирующими мозгами не мог воспринимать их всерьёз. Нашей пропаганде не было что сказать, даже если на самом деле можно было бы много чего сказать и показать.