Чеховская ненависть к понятию дома, "семьи как у всех" нигде не выразилась с такой прямотой, как в "Доме с мезонином". Мезонин - это бесполезная, совершенно ненужная надстройка-украшение над балкончиком. Таких очень много строилось на советских дачах.
"Дом с мезонином" очень резко меняет советское представление о Чехове как о вечном труженике, поэте труда, устроителе медпунктов для бедных. А в "Доме с мезонином" вдруг показывается, что строить медпункты - только добавлять новые звенья к цепи, которой повязаны мужики; что вся благотворительность - только для самоуважения; что труд отвратителен. А что же такое счастье? Это наше тайное о нем представление. Это когда утром все приходят из церкви, долго завтракают на веранде, перекрикиваются, аукаются в саду, сверкающем росой... Впереди долгий, светлый день, полный абсолютного безделья. И если бы каждый взял на себя какую-то долю труда, трудиться бы пришлось не более двух часов в день.
Чехов, которого мы привыкли видеть вечным тружеником, который с гордостью говорил, что может написать в номер журнала срочный рассказ хоть о пепельнице, показывает тонны своих черновиков и записных книжек, - этот Чехов в "Доме с мезонином" презирает все, что дается трудом, ненавидит трудовой пот, а больше всего - благотворительность.
Конечно, Лидия права, когда говорит, что ругать учение и лечение легче, чем учить и лечить. Но если заниматься всем этим с таким лицом, как у Лиды, которая с ненавистью, будто гвозди забивает, диктует "вороне где-то бог послал кусочек сыру", из этого не выйдет никакого добра. Кроме той реальности, которую Лида пытается исправить, есть высшая реальность, которая дана живописцу (а живописца Лида презирает за то, что он пишет пейзажи и не пишет народных страданий).
Настоящее добро, счастье - Мисюсь и ее мать, добрые, беспомощные, слабые, не могущие минуты прожить друг без друга. И больше всего Чехов любит тонкие, просвечивающие сквозь рубашку руки этой Мисюсь. Тонкое, слабое, непостижимое, ни на что не нужное - вот то, что любит Чехов.