Смысл довольно мерзкий. Надо сказать, что в стране, на языке которой мы общаемся, настолько поздно отменили крепостное право, что неловко за язвы, оставшиеся от этого в ее культуре. Но это наша страна и наша культура, и приходится залечивать эти язвы, как на собственном теле. Для начала отстраняясь от наиболее свинцовых, как сказал Горький, мерзостей.
Так вот-с. Приходит в свою избенку крепостной мужик, из тех, которые "в понедельник Савка мельник, а во вторник Савка шорник, с середы до четверга Савка в комнате слуга". И так ему всё это обрыдло!.. Но барыня запретила пьянствовать. Поэтому он, как всякий нормальный мужик, не нализавшийся в стельку, испытывает влечение к женщине, но так как его самого весь день "нагибали", то и его влечение преломляется в желание быть грубым, унижать. И тогда, соединившись со своей покорной женой, он вдруг воображает на ее месте барыню, ту самую, которая запретила пьянствовать, приказала кусты стричь, голых людей в рамочках на стены вешать, детей отдавать в школу - или еще какой непонятный каприз ему навязала. И ему сразу хорошеет. Вот так ее! Какая барыня ни будь...
На самом деле, видеть в активной роли при половом акте символ хамского самоутверждения (когда в остальном ты бесправный раб или если юридически свободный, то ноль в творческом, интеллектуальном деле, как коллекционер Джона Фаулза) - это дичайшая дикость, и недаром эта дикость в общении со своим полом одно время была очень популярна в местах заключения.