У богатого купца был детский вечер; приглашены были все дети богатых и знатных родителей. Дела купца шли отлично; сам он был человек образованный, даже в свое время окончил гимназию. На этом настоял его почтенный отец, который был сначала простым прасолом, но человеком честным и трудолюбивым и сумел составить себе капиталец, а сын еще приумножил его.
Купец был человек умный и добрый, хотя люди говорили не столько об этих качествах, сколько о его богатстве.
Он вел знакомство и с аристократами крови и, что называется, с аристократами ума, а также с аристократами и крови и ума вместе и, наконец, с теми, которые не могли похвалиться ни тем, ни другим.
Так вот, большое общество собралось у него в доме, только исключительно детское; дети болтали без умолку — у них, как известно, что на уме, то и на языке. В числе детей была одна прелестная маленькая девочка, только ужасно спесивая. Спесь в нее не вбили, а «вцеловали», и не родители, а слугиродители были для этого слишком разумны. Отец малютки был камер-юнкером, и она знала, что это нечто «ужасно важное».
— Я камер-юнкерская дочка! — сказала она.
Она точно так же могла быть дочкой лавочника — от человека не зависит, кем он рождается. И вот она рассказывала другим детям, что она «урожденная» такая-то, а кто не «урожденный», из того ничего и не выйдет. Читай, старайся, учись сколько хочешь, но, если ты не «урожденная», толку не выйдет.
— А уж из тех, чье имя кончается на «сен», — прибавила она, — никогда ничего путного не выйдет. Тут уж упрись руками в бока да держись подальше от всех этих «сенов»!
И она уперлась прелестными ручонками в бока и выставила острые локотки, чтобы показать, как надо держаться. Славные у нее были ручонки, да и сама она была премиленькая!
Но дочка купца обиделась: фамилия ее отца была Мадсен, стало быть, тоже оканчивалась на «сен», и вот она гордо закинула головку и сказала:
— Зато мой папа может купить леденцов на целых сто риксдалеров и разбросать их народу! А твой может?
— Ну, а мой папа, — сказала дочка писателя, — может и твоего папу, и твоего, и всех пап на свете пропечатать в газете! Все его боятся, говорит мама: ведь это он распоряжается газетой!
И девочка гордо закинула головку — ни дать ни взять, принцесса крови!
А за полуотворенною дверью стоял бедный мальчик и поглядывал на детей в щелочку; мальчуган не смел войти в комнату: куда такому бедняку соваться к богатым и знатным детям! Он поворачивал на кухне для кухарки вертел, и теперь ему позволили поглядеть на разряженных, веселящихся детей в щелку; и уже одно это было для него огромным счастьем.
«Во: бы мне на их место!» — думалось ему. Он слышал болтовню девочек, а слушая ее, можно было пасть духом. Ведь у родителей его не было в копилке ни гроша; у них не было средств даже выписать газету, а не то что самим издавать ее. Ну, а хуже всего было то, что фамилия его отца, а значит, и его собственная, как раз кончалась на «сен»! Из него никогда не выйдет ничего путного! Вот горе-то! Но родился он, казалось ему, не хуже других; иначе и быть не могло.
Вот какой был этот вечер!
Прошло много лет, дети стали взрослыми людьми.
В том же городе стоял великолепный дом, полный сокровищ. Всем хотелось видеть его; для этого приезжали даже из других городов. Кто же из тех детей, о которых мы говорили, мог назвать этот дом своим? Скажете, это легко угадать? Нет, не легко! Дом принадлежал бедному мальчугану. Из него всетаки вышло кое-что, хоть фамилия его и кончалась на «сен»Торвальдсен.
Ну, а другие дети? Дети кровной, денежной и умственной спеси, из них что вышло? Да, все они друг друга стоили, все они были дети как дети! Вышло из них одно хорошее: задатки-то в них были хорошие. Мысли же и разговоры их в тот вечер были так, ребячья болтовня!
сначала мы идем через лес , небольшая тропинка выводит нас на поляны с которых виднеются дома .вот мы приближаемся к воротам Дубровского , войдя за ворота мы видим широкую местность и приветливых людей . недалеко от дома находиться участок Троекурова , на участке расположенны сады и высокие дубы среди которых стоит беседка
И вот наступила весна! Вдоль загородных дорог темнеют синие снега, вдоль этих дорожек, тропинок, ведущих прямиком в лес, скоро пойдет строчить трава. Эх,хорошо, свежо в лесу. И в первые денечки весны, и в апреле, и в конце этого чудесного времени года – мае, вам будет интересно, весело здесь. В марте лес будто бы прозрачный. Деревца, еще не наряженные, не приодетые, просвечивают сквозь себя весь пейзаж леса. Снег еще не растаял полностью, но кое-где уже виднеются проталины. Воздух так свеж, что легкие начинает немного колоть. Но вот мы поплотнее укутались в шубейку и... попали в это же место, но уже в апреле. Стало уже заметно теплее, но видно, что недавно здесь прошел дождик – с едва раскрывшихся листочков скатываются крупные капли воды. Снега совсем мало! Только в самых темных и холодных оврагах остались островки пороши. Тут миом проскакал заяц. Косой почти сменил свою зимнюю шубку на летний “наряд”, легкую серую шерстку. И вот,<span>солнце встает над бугром, заговорила скворешня, хлопочет этот маленький радостный дом, </span>кричат скворцы на весь лес: “– Наступил май! Май наступил!". Последний месяц весны... Подсушен и взбодрён лесок, ещё одни, другие сутки, и под корой проснётся сок". Ты уже скоро сможешь почувствовать вкус ладоквао-горьковатого березового сока, осталось совсем немного. Но пока береза только-только надела на себя свои зеленые платья – рано еще для этого лакомства. Стоит зайти в лес через недельку и вновь полюбоваться красавцем-лесом.
Пейза́ж (фр. Paysage, от pays — страна, местность) — жанр изобразительного искусства (а также отдельные произведения этого жанра), в котором основным предметом изображения является первозданная, либо в той или иной степени преображённая человеком природа. Современные представления о пейзаже сформировались на протяжении столетий с развитием художественных приёмов для его изображения. В пейзажном произведении особое значение придаётся построению перспективы и композиции вида, передаче состояния атмосферы, воздушной и световой среды, их изменчивости.