Мой мил постыл
На печи застыл,
А я кругом бегаю,
Ничего не делаю.
Хата развалёная - разваленная, разрушенная.
Мой милёнок, милёночек - милый, жених.
Меня милый провожал
До куста орехова - орехового.
Сидит Ванька у ворот,
Широко разинув рот. - открыв.
Пусть к милёнку не подходят,
Морду покарябую. - испорчу, расцарапаю.
Скоро маслёнка пройдет, - Масленница
Ну, кто нас покатает?
Неужели это ты,
Провожал меня тады? - тогда
Мой сверстник в русской литературе 19-20 веков
Читать книги, написанные десятилетия назад, очень интересно. Ведь жизнь меняется, люди меняются, и сейчас наша жизнь совсем не похожа на жизнь наших прадедушек и прабабушек в мои годы. Примерно в это время происходит действие в сказке-были "Кладовая солнца" Пришвина - во время Великой Отечественной войны. Об этом можно догадаться, если вспомнить, что Настя отдала клюкву эвакуированным детям из Ленинграда. Тогда же или чуть позже происходит действие в рассказе Виктора Астафьева "Васюткино озеро". Прочитав эти произведения, я не могу не поражаться тому, насколько Васютка и Митраша непохожи на современных школьников.
Васютка - мой ровесник, а Митраша даже младше (Пришвин пишет, что Митраше было "десять лет с хвостиком"). При этом Митраша с сестрой, которая всего на пару лет старше, самостоятельно ведут хозяйство. Они сироты. Им, конечно, помогают соседи, но в основном дети надеются только на себя. И они не ноют, не жалуются, а работают по хозяйству и успевают учиться в школе. Митраша еще и бондарское ремесло знает, умеет изготавливать деревянную посуду. Он хоть и младше сестры, но чувствует ответственность за нее. Он - хозяин в доме. Кто из нынешних его сверстников на это способен? Да никто. Редко кто из нынешних детей может хотя бы о себе позаботиться, не то что хозяйство вести и на жизнь зарабатывать. Хотя, с другой стороны, может, и лучше, что у нас жизнь гораздо легче, чем тогда.
А вот мой ровесник из рассказа Астафьева. Васютка несколько дней провел один в тайге, но сумел выбраться к Енисею и добраться до людей. Такое испытание не всякому взрослому под силу. Васютка умеет охотиться, выживать в тайге, знает, как приготовить добытую дичь, как найти дорогу. Он - очень самостоятельный парень, много знает и умеет. Опять-таки, немногие современники его лет могут похвастаться, что способны выжить в одиночку в тайге. А ведь ему всего тринадцать лет.
<span> "Портрет Ирины Кустодиевой с собакой Шумкой" 1907 когда на сцене возникает иллюзия ожившей картины – игра актера соединяется с друг его дочери Ирины, приходил к ним в гости и играл на фортепиано. Таинственный Рембрандт: рентгеноструктурный анализ выявил детали скрытой картины. Частная коллекция итальянского искусства передана в галереи Великобритании. Картина написана в его родной деревне Истоки под Екатеринбургом и Его «Портрет дочери Ирины с собакой Шумкой» (1907)явно продолжает</span>
До сих пор прослеживались попытки Печорина сблизиться с людьми, далекими от его круга. Безуспешность этих попыток, как видели, объясняется не узостью героя, а ограниченностью тех, с кем сводила его судьба. В «Княжне Мэри» мы видим Печорина в кругу, социально более ему близким. Однако столкновение героя с отдельными людьми сменяется здесь конфликтом с обществом в целом. Может быть, именно поэтому «Княжна Мэри» - самая большая по объему часть романа.
Для Печорина при его одиночестве дневник, «журнал», - единственный «достойный собеседник», с которыми он может быть в полнее искренним. И еще одна ценность журнала: Это – душевная память Печорина. Жизнь его, кажется, разменивается на пустяки, и поэтому ему особенно важно увидеть смысл происходящих событий, сохранить их след, чтобы не оказаться в положении человека, состояние которого передана в стихотворении «И скучно, и грустно…».
Самолюбиво не прощая Печорину его превосходства, Грушницкий, драгунский капитан и прочие члены «водяного общества» полагают, что Печорин гордится своей принадлежностью к петербургскому свету, к гостиным, куда их не пускают. Печорин же, хотя и не может не быть ироничным по отношению к «водяному обществу», не только не гордится своим превосходством, но болезненно воспринимает это расстояние между собой и другими, ведущая к враждебности: «Я вернулся домой, волнуемый двумя различными чувствами». Первое было – грусть. «За что они меня ненавидят? - думал я – За что? Обидел ли я кого-нибудь? Нет. Неужели я принадлежу к числу тех людей, которых один вид уже порождает недоброжелательность. И я чувствовал, что ядовитая злость мало помалу наполняла мою душу». Переход от иронии грусти, от нее – к ядовитой злости, побуждающей действовать, чтобы не оказаться посмешищем ничтожных людей, характерен для отношений Печорина к «водяному обществу» в целом, и в частности Грушницкому.
Печорин при всей его ироничности довольно добр, он не предполагает в Грушницком способности убивать (и даже не словом, а пулей), не предполагает низости, агрессивных проявлений самолюбия.
«Врожденная страсть противоречить» в Печорине – не только признак рефлексии, постоянной борьбы в его душе, но и следствие постоянного противоборства с обществом. Окружающие так ничтожны, что Печорин постоянно хочет быть непохожим на них, поступать вопреки им, делать наоборот. Причем сам Печорин иронизирует над этим упрямством: «Присутствие энтузиазма обдает меня крещенским холодом, и, я думаю, частые сношения с вялым флегматиком сделали бы из меня страстного мечтателя.» Грушницкий несносен своей фальшивостью, позерством, претензиями, на романтизм – и Печорин в его присутствии чувствует неодолимую потребность в прозаической трезвости слов и поведения.
<span>Согласие Грушницкого участвовать в заговоре, предложенным драгунским капитаном, пробуждает в Печорине «холодную злость», но он еще готов простить «приятелю» его мстительность, распускаемые им в городе «разные дурные слухи» - за минуту честности «Я с трепетом ждал ответа Грушницкого, холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков». Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен». Законы чести не для этих людей писаны, точно также, как и не для «мирного круга честных контрабандистов». </span>
