Можно судить по культуре народа. Даже сравнивая наше время и например время СССР. Во времена СССР всегда присутствовало обязательное сознание того что стариков нужно уважать так как большинство из них прошли войну или родились сразу в послевоенное время и строили города и колхозы, что бы прокормить нашу страну. В наше же время страиков не уважают, хотя это все те же люди благодаря которым мы живем и радуемся жизни.
В произведении Виктора Астафьева «Конь с розовой гривой» рассказывается о некоторых моментах из жизни маленького мальчика. Однажды бабушка отправит его в лес собирать ягоду — землянику, пообещав отблагодарить за это чудесным пряником, который сделан в виде коня с розовой гривой. Главный герой, учитывая его полуголодное детство, только и мечтал о такой радости. Поэтому он быстро собрался и отправился за ягодой со своими друзьями . Увы, попав под влияние товарищей, главный герой съел всю собранную им землянику. И для того, чтобы не быть наказанным бабушкой и не лишиться этого самого желанного коня с розовой гривой, мальчик принимает некрасивое решение – обмануть бабушку. Для этого он засыпает корзину травой, присыпав сверху ягодой. Промучившись ночью угрызениями совести, главный герой понимает, что надо признаться во всём бабушке, но не успевает – она уезжает в город. Тем не менее, бабушка, хорошенько отругав внука за мошенничество, отдаёт ему обещанное – коня с розовой гривой. И, по словам автора, этот пряник он не мог забыть на протяжении всей своей жизни. В рассказе «Конь с розовой гривой» Виктор Астафьев хотел показать нам то, что не только взрослый, но и маленький человек должен нести ответственность за свои слова, поступки. И замечательный поступок бабушки – всё-таки подарившей мальчику пряник, показывает нам хороший пример для воспитания.
Мой Пушкин
Начинается как глава настольного романа всех наших бабушек и матерей — “Jane Eyre” — Тайна красной комнаты.
В красной комнате был тайный шкаф.
Но до тайного шкафа было другое, была картина в спальне матери — “Дуэль”.
Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням — а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый — Пушкин, отходящий — Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистных деревец, убил.
Первое, что я узнала о Пушкине, это — что его убили. Потом я узнала, что Пушкин — поэт, а Дантес — француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета в живот. Так я трех лет твердо узнала, что у поэта есть живот, и, — вспоминаю всех поэтов, с которыми когда-либо встречалась, — об этом животе поэта, который так часто не-сыт и в который Пушкин был убит, пеклась не меньше, чем о его душе. С пушкинской дуэли во мне началась сестра. Больше скажу — в слове живот для меня что-то священное, — даже простое “болит живот” меня заливает волной содрогающегося сочувствия, исключающего всякий юмор. Нас этим выстрелом всех в живот ранили.
О Гончаровой не упоминалось вовсе, и я о ней узнала только взрослой. Жизнь спустя горячо приветствую такое умолчание матери. Мещанская трагедия обретала величие мифа. Да, по существу, третьего в этой дуэли не было. Было двое: любой и один. То есть вечные действующие лица пушкинской лирики: поэт и чернь. Чернь, на этот раз в мундире кавалергарда, убила — поэта. А Гончарова, как и Николай I, — всегда найдется.
— Нет, нет, нет, ты только представь себе! — говорила мать, совершенно не представляя себе этого ты. — Смертельно раненный, в снегу, а не отказался от выстрела! Прицелился, попал и еще сам себе сказал: браво! — тоном такого восхищения, каким ей, христианке, естественно бы: “Смертельно раненный, в крови, а простил врагу!” Отшвырнул пистолет, протянул руку, — этим, со всеми нами, явно возвращая Пушкина в его родную Африку мести и страсти и не подозревая, какой урок — если не мести, так страсти — на всю жизнь дает четырехлетней, еле грамотной мне.
Черная с белым, без единого цветного пятна, материнская спальня, черное с белым окно: снег и прутья тех деревец, черная и белая картина “Дуэль”, где на белизне снега совершается черное дело: вечное черное дело убийства поэта — чернью.
Пушкин был мой первый поэт, и моего первого поэта — убили.
С тех пор, да, с тех пор, как Пушкина на моих глазах на картине Наумова — убили, ежедневно, ежечасно, непрерывно убивали всё мое младенчество, детство, юность, — я поделила мир на поэта — и всех и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать — поэта — от всех, как бы эти все ни одевались и ни назывались.
Три таких картины были в нашем трехпрудном доме: в столовой — “Явление Христа народу”, с никогда не разрешенной загадкой совсем маленького и непонятно-близкого, совсем близкого и непонятно-маленького Христа; вторая, над нотной этажеркой в зале — “Татары” — татары в белых балахонах, в каменном доме без окон, между белых столбов убивающие главного татарина (“Убийство Цезаря”) и — в спальне матери — “Дуэль”. Два убийства и одно явление. И все три были страшные, непонятные, угрожающие, и крещение с никогда не виденными черными кудрявыми орлоносыми голыми людьми и детьми, так заполнившими реку, что капли воды не осталось, было не менее страшное тех двух, — и все они отлично готовили ребенка к предназначенному ему страшному веку.<span />
Каждое из этих произведений старалось показать, высмеять действительность и те события, что в ней происходили.
Ценностями были — культура, образованность, борьба, борьба за жизнь(Судьба человека), ценились отвага и здравомыслие
Описание первого утра, как видим, насыщено эпитетами, по это не цвет, не краска - это очень тонкое описание общего облика утра. В этом описании мы видим только небо - именно там и сейчас ищет приметы земледелец. Оно не только поэтично, оно точно до последней крохотной детали, и можно было бы сравнить его с теми, десятилетия спустя зафиксированными записями народных примет, которым мы доверяем и сегодня. Во втором описании втрое меньше эпитетов, но больше цвета: оно ярче, пестрее, веселее, стремительнее. В этом описании путнику не до неба - так ярко, живо и весело все вокруг: луг, холм, лес, дорога, кусты, река, шум пробуждающейся жизни. «Все зашевелилось, проснулось, запело, зашумело, заговорило!» Красота, поэзия, яркость радуют человека в этом ослепительном круговороте природы. И это - финал рассказа. Но есть в нем и неожиданный постскриптум - справка о трагической гибели Павлуши.
Прежде чем перейти к соображениям по поводу этой трагической справки, обозначим место тех двух великолепных описаний, которые мы с той или иной степенью подробности рассмотрим на уроке.
Первое вводит в мир крестьянского быта и жизни. Пусть это только описание красивой природы, но оно же и описание, на которое автор - досужий охотник - невольно смотрит глазами трудового крестьянина. «Подобной погоды,- завершает он это описание,- желает земледелец для уборки хлеба…». Последнее завершает рассказ на радостной, мажорной ноте. Сколько исследователей считали, что слова «утро зачиналось!» символизирует надежду автора на будущее родины! Но прямая, открытая символика не характерна для почерка Тургенева-писателя. Не эта фраза, а общее настроение всего описания (как и изображение крестьянских мальчиков) свидетельствует о вере писателя в это будущее. Тургенев любил родную природу, он и в ней видел залог великого будущего своей родины. Но еще более серьезным основанием для надежд была вера в простого русского человека, в мужика, на плечах которого все держалось. Крестьянские все были будущим страны, ее надеждой, ее опорой, залогом всех свершений, на которые мог надеяться всякий думающий о судьбах родины человек.