До сих пор мы ставили перед собой две главные задачи: проследить, каким образом в латинских хрониках и других сочинениях современников по истории крестовых походов сказались основные черты их общеисторических взглядов, и установить, как именно, в какой мере идейно-политические позиции хронистов и мемуаристов отразились на их понимании крестоносных войн и на самом подходе к изображению последних. Изучение материала позволило вскрыть объективно присущие хроникам: внутренние сложность, непоследовательность, противоречивость. Формально декларируемые (часто под влиянием античных традиций) цели написания истории крестовых походов хронистами и цели, которые они фактически ставили перед собой, руководствуясь подчас принципами греко-римского прагматизма, переработанными в соответствии с установками христианской историографии и приспособленными к идейно-политическим потребностям своей эпохи, не совпадают друг с другом. Налицо значительное расхождение между проводимой хронистами апологетической концепцией и собранными в их сочинениях фактами, которые существенно подрывают ее.
Причины такого рода «несогласованности», что отмечалось выше, коренились в специфичности мировоззрения и своеобразии самого исторического мышления хронистов. Как все средневековые историки, они перерабатывали известный им фактический материал сообразно требованиям методологии своего времени, сочетавшей самые разнообразные принципы. Она вобрала в себя традиции античного историописания, трансформировав их на основе теоретических канонов феодально-католической историософии: задачей историка являлось выяснение истины и вместе с тем обнаружение действия божественного промысла в истории; душеспасительная назидательность соединялась с прагматизмом, определявшимся политико-пропагандистскими устремлениями автора, и т. д. Историческая методология занимающих нас историков характеризовалась также «двуплоскостным» [268] подходом к реальной действительности, при котором хронистам было свойственно стремление к символически-обобщенному, провиденциалистски-осмысленному освещению фактов (история, в том числе крестовых походов, — воплощение божественного плана) и — одновременно — их крайне натуралистическое видение.
Возникает вопрос: какова же степень объективности, с которой хронисты и историки XI—XIII вв. раскрывали свою тему? Что хронисты не были беспристрастными свидетелями событий, о которых повествовали, — это явствует из всего предшествующего разбора их произведений, проникнутых, как мы видели, большей или меньшей идеализацией священных войн католиков на Востоке, стремлением к их прославлению как религиозно-героической эпопеи. Но являлись ли хронисты по крайней мере добросовестными рассказчиками и в какой мере их повествования служат достоверным отображением истории крестовых походов? Как далеко простиралась их объективность? Чем, в частности, определялись абсолютно или относительно правильное видение хронистами тех или других сторон происходившего, а подчас и критическая оценка отдельных событий? Иными словами, что конкретно заставляло латинских историков включать в свои сочинения факты, шедшие, казалось бы, вразрез с их же собственной принципиальной схемой истории крестоносного движения, и высказывать суждения, противоречившие коренным, основополагающим установкам, которые вытекали из этой схемы?
Вместе с тем приходится поставить и другие вопросы: в какой мере и каким образом хронисты искажали подлинное положение вещей? Какие факторы обусловливали их «отступление от истины»? Можно ли считать хронистов крестовых походов прямыми фальсификаторами истории?
Анализ этих вопросов — наряду с решением поставленных ранее — позволит вынести общий приговор латинской хронографии крестовых походов, определить ее значение в качестве начального этапа историографии интересующей нас темы. Итак, попробуем разобраться в методах отбора и преподнесения материала хронистами, в степени их объективности.
