Это было в конце второй четверти шестнадцатого столетия.<span>В один осенний день в древнем городе Лондоне в бедной семье Кенти родился мальчик, который был ей совсем не нужен. В тот же день в богатой семье Тюдоров родился другой английский ребенок, который был нужен не только ей, но и всей Англии. Англия так давно мечтала о нем, ждала его и молила бога о нем, что, когда он и в самом деле появился на свет, англичане чуть с ума не сошли от радости. Люди, едва знакомые между собою, встречаясь в тот день, обнимались, целовались и плакали. Никто не работал, все праздновали — бедные и богатые, простолюдины и знатные, — пировали, плясали, пели, угощались вином, и такая гульба продолжалась несколько дней и ночей. Днем Лондон представлял собою очень красивое зрелище: на каждом балконе, на каждой крыше развевались яркие флаги, по улицам шествовали пышные процессии. Ночью тоже было на что посмотреть: на всех перекрестках пылали большие костры, а вокруг костров веселились целые полчища гуляк. Во всей Англии только и разговоров было, что о новорожденном Эдуарде Тюдоре, принце Уэльском[2], а тот лежал завернутый в шелка и атласы, не подозревая обо всей этой кутерьме и не зная, что с ним нянчатся знатные лорды и леди, — ему это было безразлично. Но нигде не слышно было толков о другом ребенке, Томе Кенти, запеленатом в жалкие тряпки. Говорили о нем только в той нищенской, убогой семье, которой его появление на свет сулило так много хлопот.</span>
Дед пытался откопать клад и ему было очень страшно и тут перед ним показалась нечисть. И вид показавшейся нечисти нелеп и смешон - «... мигает какая-то харя: у! у! нос как мех в кузнице; ноздри — хоть по ведру воды влей в каждую! Губы, ей-богу, как две колоды! Красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!»
Ситуация становится максимально комичной, когд на приближающегося в темноте к дому деда выливают горячие помои: «Ай! — закричало басом. Глядь — дед. Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет. Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда седая голова деда вся была окунута в помои и обвешана корками с арбузов и дыней»
И забавным показадся момент, когда старик начал называть своих детей собачьими сыновьями.
1) Нет. Он не испытывает жалости к другим людям, думает только о себе. Главное для него, спасти свою шкуру, остальное неважно. 2) В<span>ызывает сочувствие безвинно высеченная унтер-офицерша. </span>Но то, что она желает получить лишь денежную компенсацию за понесенное оскорбление, делает ее смешной и жалкой. 3) Над высокопоставленными людьми, как и над самим ревизором 4) Хлестаков