Будущий натуралист сможет почерпнуть чрезвычайно много сведений о современной России из процесса над Михаилом Ефремовым. Как положено большому артисту, Ефремов высветил самые дальние и страшные закоулки национальной души – в том числе своей. Если бы это был фильм, то великий. Но это, увы, не фильм. Сергей Захаров погиб по-настоящему. Михаил Ефремов по-настоящему подсудимый, хотя, по счастью, не в клетке, а на скамье рядом с адвокатами. Все всерьез и поэтому страшно, даже когда гротескно.
Глаза Ефремова, когда он только вышел из милицейской машины и искал в толпе знакомые лица, показались мне двумя окнами в ад. Впрочем, он держится строго. Зрителей в суд явилось не так много – процентов на девяносто это были журналисты, которых я хочу поблагодарить за чувство такта. Они не просили меня о комментариях, потому что я тоже журналист. Просто мне повезло несколько лет с Ефремовым работать и еще дольше его знать, и каждая встреча с ним всегда была для меня праздником. Ходил человек с плакатом «Он оступился. Ты бросишь в него камень?» Призывов посадить алкаша, наркомана и убийцу я не заметил – вероятно, все люди таких взглядов живут в телевизоре, а может быть, боятся дневного света. Из друзей Ефремова я узнал Никиту Высоцкого, Василия Мищенко, Евгения Митту – но видел, наверное, не всех.
Пока зачитывались разнообразные технические справки, думал я о том, что этот процесс удивительным образом оказался нагляднейшей метафорой всего, что происходит сегодня в России, словно Господь отчаялся убедить людей иносказаниями и заговорил прямо. Миллионы семей живут так, как Сергей Захаров, неоформленным гражданским браком, числятся в одном городе, работают в другом, содержат две семьи, и в этом нет ничего аморального – кому-то жалко травмировать жену, кто-то чувствует перед ней вину и долг, кто-то считает себя обязанным ее кормить. Пьянство за рулем – тоже вещь не единичная.
А главное – есть две России, которые почти никогда не сталкиваются, а если вдруг они столкнутся, то взаимно уничтожатся. По крайней мере в этой катастрофе Захаров – не единственная жертва, Ефремов был не так уж далек от истины, когда сказал «Нет больше никакого Ефремова».
Те же миллионы людей сразу забыли, как ломились на его спектакли, как росли на его фильмах (он с пятнадцати лет был кумиром страны), как он создавал «Современник-2», как ждали выпусков «Гражданина поэта», как добродушно шутили над его пьянством, потому что такой уж он был наш, со своим «Спартаком» и хмельком! А того Ефремова, который мечтал поставить Олешу и ставил Платонова, того, чьим любимым поэтом с юности был Рильке, – я думаю, вообще знал мало кто, так что и забывать его почти некому.
Я не знаю, искусственно накачивалась эта злоба или прорвалась вдруг стихийно, – но это никак не чувство справедливости. Это злорадство и мстительность, вещи гадкие, и то, что Ефремов вдруг стал притягивать их в таком количестве, – тоже показатель его значительности, потому что это его предназначение – так высвечивать в людях все, и доброе, и дурное, которое в последнее время расплодилось чудовищно.
Пушкин, основатель нашей этики, про все успел сказать – «Как друг, обнявший молча друга пред заточением его»; а ведь Кюхельбекер, про которого это сказано, был декабрист, государственный преступник. От заточения, надо признать, здесь никто не застрахован, в том числе и самые пылкие обвинители (они-то, кажется, ярятся именно потому, что рыльца у них несколько в пушку). Обстоятельства в России меняются быстро, а отказываться от друзей, по-моему, последнее дело. Тот Ефремов, которого я знал, был человеком чутким, добрым и щедрым, и я не видел свидетельств его разрушения. В деле по-прежнему много темнот. В перерыве я успел перемолвиться с Эльманом Пашаевым буквально двумя словами, на суде я его увидел впервые, и он не произвел на меня впечатления шоумена. Мне показалось, это довольно напористый, уверенный и хорошо подготовленный профессионал. Думаю, мнения о нем на протяжении процесса поменяются еще не раз – то в одну сторону, то в другую. Мог ли Ефремов в таком состоянии управлять машиной – понять трудно. Насколько реальны конспирологические версии – выяснится в ближайшие дни. Пока несомненно только одно: случай Ефремова – как и разворачивающийся одновременно раскол его родного «Современника», – выявил что-то чрезвычайно важное в русской жизни, и обо всем этом наверняка будет написан не один документальный роман и снят фильм. Не сейчас, конечно. А тогда, когда мы готовы будем смотреть на себя со стороны. На то, до какой степени сгнили изнутри буквально все, включая информационных стервятников, которых на процессе, увы, тоже хватает.
Полностью статью можно прочитать здесь
Ваше мнение об этой статье Дмитрия Быкова?