Как бы ни старались некоторые читатели Гоголя, высокомерно считая
"Тараса Бульбу" слабым произведением и даже пренебрежительно называя его рассказиком, вещь, безусловно, сильная. Уже потому, что воспевает и защищает святые для человека истины. Патриотизм, ныне забытый многими. Товарищество и взаимная выручка, на которые сейчас смотрят, как на анахронизм. Много ли сейчас найдется людей, готовых, скажем, выкупить современного Мосия Шило, беспробудного пьяницу и чуть ли не преступника, но героя и защитника отечества? Непреложное следование своей ВЕРЕ, защита ее, готовность ради нее пойти и на смерть. Где это сейчас? Мой знакомый ради благополучия с легкостью перешел из православной веры в веру католическую. Книга всегда оставляла двойственное впечатление: было грустно, что у такого замечательного отца один из сыновей-выродок,
что гибнут Остап и Тарас. Но остается вера в то, что таких, как отец и старший сын, таких, как Шило, Балабан, Кукубенко большинство. Ныне же добавляется грусть от того, что люди в наше время утрачивают главное, <span>забывают, зачем они пришли на эту землю. </span>
Родина моя
я люблю тебя
защищу всегда
не отступлю никогда
за тебя бороться буду
кровь свою пролью
но помни эту фразу
,,Родина я тебя люблю''
И летом, и зимой суровой
необходимо взрослым помогать
Если присмотреться к характеристике двух героев "Медного Всадника", станет явным, что Пушкин стремился всеми средствами сделать одного из них - Петра - сколько возможно более "великим", а другого - Евгения - сколько возможно более "малым", "ничтожным".
"Великий Петр", по замыслу поэта, должен был стать олицетворением мощи самодержавия в ее крайнем проявлении; "бедный Евгений" - воплощением крайнего бессилия обособленной, незначительной личности.
Петр Великий принадлежал к числу любимейших героев Пушкина. Пушкин внимательно изучал Петра, много о нем думал, посвящал ему восторженные строфы, вводил его как действующее лицо в целые эпопеи, в конце жизни начал работать над обширной "Историей Петра Великого". Во всех этих изысканиях Петр представлялся Пушкину существом исключительным, как бы превышающим человеческие размеры. <...>
Однако Пушкин всегда видел в Петре и крайнее проявление самовластия, граничащее с деспотизмом. <...> В "Медном Всаднике" те же черты мощи и самовластия в образе Петра доведены до последних пределов.
Открывается повесть образом властелина, который в суровой пустыне задумывает свою борьбу со стихиями и с людьми. Он хочет безлюдный край обратить в "красу и диво полнощных стран", из топи болот воздвигнуть пышную столицу и в то же время для своего полуазиатского народа "в Европу прорубить окно". В первых стихах нет даже имени Петра, сказано просто:
На берегу пустынных волн // Стоял Он, дум великих полн. <...>
Но Пушкин чувствовал, что исторический Петр, как ни преувеличивать его обаяние, все же останется только человеком. <...> И вот, чтобы сделать своего героя чистым воплощением самодержавной мощи, чтобы и во внешнем отличить его ото всех людей, Пушкин переносит действие своей повести на сто лет вперед ... и заменяет самого Петра - его изваянием, его идеальным образом.