Дедушки очень добрые они не пожелает тебе зла, а наоборот они помогут своими полезными советами, их надо слушать, ведь этому их жизнь научила.
Не красна книга письмом, красна умом. ( ...С книгой жить - век не тужить.
Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький.
— Доченька, — говорила мать, — мы пойдем на работу, береги братца! Не ходи со двора, будь умницей — мы купим тебе платочек.
Отец с матерью ушли, а дочка позабыла, что ей приказывали: посадила братца на травке под окошко, сама побежала на улицу, заигралась, загулялась.
Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях.
Вернулась девочка, глядь — братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда — нету!
Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, что худо будет от отца с матерью, — братец не откликнулся.
Выбежала она в чистое поле и только видела: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом. Тут она догадалась, что они унесли ее братца: про гусей-лебедей давно шла дурная слава — что они пошаливали, маленьких детей уносили.
Бросилась девочка догонять их. Бежала, бежала, увидела — стоит печь.
— Печка, печка, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
Печка ей отвечает:
— Съешь моего ржаного пирожка — скажу.
— Стану я ржаной пирог есть! У моего батюшки и пшеничные не едятся...
Печка ей не сказала. Побежала девочка дальше — стоит яблоня.
— Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
— Поешь моего лесного яблочка — скажу.
— У моего батюшки и садовые не едятся...
Яблоня ей не сказала. Побежала девочка дальше. Течет молочная река в кисельных берегах.
— Молочная река, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?
— Поешь моего простого киселька с молочком — скажу.
— У моего батюшки и сливочки не едятся...
Долго она бегала по полям, по лесам. День клонится к вечеру, делать нечего — надо идти домой. Вдруг видит — стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается.
В избушке старая баба-яга прядет кудель. А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками.
Девочка вошла в избушку:
— Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй, девица! Зачем на глаза явилась?
— Я по мхам, по болотам ходила, платье измочила, пришла погреться.
— Садись покуда кудель прясть.
Баба-яга дала ей веретено, а сама ушла. Девочка прядет — вдруг из-под печки выбегает мышка и говорит ей:
— Девица, девица, дай мне кашки, я тебе добренькое скажу.
Девочка дала ей кашки, мышка ей сказала:
— Баба-яга пошла баню топить. Она тебя вымоет-выпарит, в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях покатается.
Девочка сидит ни жива ни мертва, плачет, а мышка ей опять:
— Не дожидайся, бери братца, беги, а я за тебя кудель попряду.
Девочка взяла братца и побежала. А баба-яга подойдет к окошку и спрашивает:
— Девица, прядешь ли?
Мышка ей отвечает:
— Пряду, бабушка...
Баба-яга баню вытопила и пошла за девочкой. А в избушке нет никого. Баба-яга закричала:
— Гуси-лебеди! Летите в погоню! Сестра братца унесла!..
Сестра с братцем добежала до молочной реки. Видит — летят гуси-лебеди.
— Речка, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего простого киселька.
Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла ее под кисельным бережком.
Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
Девочка с братцем опять побежала. А гуси-лебеди воротились, летят навстречу, вот-вот увидят. Что делать? Беда! Стоит яблоня...
— Яблоня, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего лесного яблочка.
Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня ее заслонила ветвями, прикрыла листами.
Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
Девочка опять побежала. Бежит, бежит, уж недалеко осталось. Тут гуси-лебеди увидели ее, загоготали — налетают, крыльями бьют, того гляди, братца из рук вырвут.
Добежала девочка до печки:
— Печка, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего ржаного пирожка.
Девочка скорее — пирожок в рот, а сама с братцем — в печь, села в устьице.
Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели к бабе-яге.
Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой.
А тут и отец с матерью пришли
<span>Образы помещиков играют важную роль на протяжении
всего сюжетного развития поэмы. Пять помещиков , к которым заезжает Чичиков ,
появляются в определенном порядке,
обусловленном степенью оскудения. Они также «мертвые души». Образы
помещиков индивидуализированы , что позволяет
обрисовать поместное дворянство
как особый социальный слой. Быт помещиков обрисован с помощью художественных деталей , выявляющих сатирическую
направленность изображения.</span><span> Вначале
Чичиков посещает усадьбу Манилова. Несмотря на сладкое убедительное приглашение Манилова , его
деревня «немногих могла заманить своим местоположением» , и господский дом стоял «на юру
одиночкой», и между серыми избами
крестьян не видно было зелени. Столь же
ложная «заманчивость» была видна и во
внешнем облике Манилова. Он блондин с голубыми глазами, улыбчивый и
«приятный». Но в действительности его обращение вселяет в собеседника
«скуку смертельную». Ни дворня , ни крестьяне
не видят его поступков , только «прожекты», которые «так и оканчивались только одними
словами». В его кабинете лежит книга ,
но закладка в ней уже в течение двух лет на «14 странице». В доме мог бы быть
достаток, но «чего-нибудь вечно недоставало». Под стать
Манилову его жена , которую Чичиков «совершенно было не приметил». Маниловы
совершенно всем довольны , счастливы, но
при этом «пусто в кладовой», «воровка ключница» ,«пьяницы слуги».</span><span> Манилов
любит поразмышлять и помечтать , при этом даже о вещах, полезных для крестьян. Но автор быстро
рассеивает это первое впечатление и определяет настоящую цену мечтательности Манилова. Его
самодовольство прикрывает внутреннюю
пустоту и паразитизм. Его прожектерство (желание построить через деревенский пруд каменный мост с
лавками, где продавались бы товары,
нужные для крестьян ) было далеко
от настоящих запросов жизни и реальных возможностей. О действительных нуждах крепостных
Манилов не знал и не думал , «никогда не ездил на поля» , во всем соглашался с
приказчиком. Гоголь демонстрирует полную неспособность помещика к делу . Это
выражалось в его неумении позаботиться даже о собственных нуждах. </span><span> Маниловщина как социально-психологическая категория была
открыта Гоголем , получившим большое значение
для понимания и оценки этого широко распространенного явления. Характеры,
созданные Гоголем в поэме , разнообразно и разносторонне рисуют состояние
дворянско-помещичьего класса в крепостнической
России . Это действительно мертвые души. </span><span> </span>