Пустая и никому не нужная церковь, церковка, как ласково называет её автор. И тут же подтверждает её главную роль: " Она хоть небольшая, церковка, а оживляла деревню (некогда сельцо) , собирала её вокруг себя, далеко выставляла напоказ". Даже в годы колхозов и атеизма она не перестаёт играть для жителей немаловажную роль, как маяк вселяет надежду и уверенность морякам в непогоду, так церковка, одним своим видом, людям сил прибавляла, и была неотъемлемой частью быта колхозников,… как небо привыкли видеть каждый день, так и её…". <span>На операционном столе - единственная внучка немолодой учительницы. Перед глазами мелькают картины педагогической работы, о которой бабушка часто рассказывала внучке. И главный герой этих рассказов — третий в пятом ряду на фотографии — ученик, отчаянный, честный, прямолинейный и вместе с тем бесконечно смешливый мальчик Ваня Белов. Он «спасал» своих одноклассников от плохих оценок и "страшных" контрольных. Он одинаково смело мог пройти по карнизу третьего этажа и вступить в спор c учителем, если видел несправедливость. Ваня Белом не просто врезался в память своей учительницы, он стал кумиром ее внучки. Судьба его была неизвестна пожилой женщине. В сознании ее смешалась тревога о ребенке, воспоминания об ученике, эпизоды из жизни единственного сына. Калейдоскоп мыслей и эмоций мелькал, сердце больно сжималось. Внучка Елизавета, ученик Ваня Белов, сын Володя. И надежда на спасение внучки — врач Иван Сергеевич Белов! Бывшая учительница верила, что сейчас он спасет ее внучку. И только после успешно завершившейся операции вспомнила, что отца ее ученика Вани Белова звали Андреем. А ее отчаянный и смелый ученик Иван Андреевич Белов пал смертью храбрых у города Пенцлау...</span>
<span> Приближение весны в деревне производило на меня необыкновенное раздражающее впечатление. Я чувствовал никогда не испытанное мною, особого рода волнение. Много содействовали тому разговоры с отцом и Евсеичем, которые радовались весне, как охотники, как люди, выросшие в деревне и </span>страстно любившие<span> природу, хотя сами того хорошенько не понимали, не определяли себе и сказанных сейчас мною слов никогда не употребляли. Находя во мне живое сочувствие, они с увлеченьем предавались удовольствию рассказывать мне: как сначала обтают горы, как побегут с них ручьи, как спустят пруд, разольется полая вода, пойдет вверх по полоям рыба, как начнут ловить ее вятелями и мордами; как прилетит летняя птица, запоют жаворонки, проснутся сурки и начнут свистать, сидя на задних лапках по своим сурчинам; как зазеленеют луга, оденется лес, кусты и зальются, защелкают в них соловьи... Простые, но горячие слова западали мне глубоко в душу, потрясали какие-то неведомые струны и пробуждали какие-то неизвестные томительные и сладкие чувства. Только нам троим, отцу, мне и Евсеичу, было не грустно и не скучно смотреть на почерневшие крыши и стены строений и голые сучья дерев, на мокреть и слякоть, на грязные сугробы снега, на лужи мутной воды, на серое небо, на туман сырого воздуха, на снег и дождь, то вместе, то попеременно падавшие из потемневших низких облаков. Заключенный в доме, потому что в мокрую погоду меня и на крыльцо не выпускали, я тем не менее следил за каждым шагом весны. В каждой комнате, чуть ли не в каждом окне, были у меня замечены особенные предметы или места, по которым я производил мои наблюдения: из новой горницы, то есть из нашей спальни, с одной стороны виднелась Челяевская гора, оголявшая постепенно свой крутой и круглый взлобок, с другой -- часть реки давно растаявшего Бугуруслана, с противоположным берегом; из гостиной чернелись проталины на Кудринской горе, особенно около круглого родникового озера, в котором мочили конопли; из залы стекленелась лужа воды, подтоплявшая грачовую рощу; из бабушкиной и тетушкиной горницы видно было гумно на высокой горе и множество сурчин по ней, которые с каждым днем освобождались от снега. Шире, длиннее становились грязные проталины, полнее наливалось озеро в роще, и, проходя сквозь забор, уже показывалась вода между капустных гряд в нашем огороде. Всё замечалось мною точно и внимательно, и каждый шаг весны торжествовался, как победа! С утра до вечера бегал я из комнаты в комнату, становясь на свои наблюдательные сторожевые места. Чтенье, письмо, игры с сестрой, даже разговоры с матерью -- всё вылетело у меня из головы. О том, чего не мог видеть своими глазами, получал я беспрестанные известия от отца, Евсеича, из девичьей и лакейской. "Пруд посинел и надулся, ездить по нем опасно, мужик с возом провалился, подпруда подошла под водяные колеса, молоть уж нельзя, пора спускать воду; Антошкин овраг ночью прошел, да и Мордовский напружился и почернел, скоро никуда нельзя будет проехать; дорожки начали проваливаться, в кухню не пройдешь. Мазан провалился с миской щей и щи пролил, мостки снесло, вода залила людскую баню", -- вот что слышал я беспрестанно, и неравнодушно принимались все такие известия. Грачи давно расхаживали по двору и начали вить гнезда в грачовой роще; скворцы и жаворонки тоже прилетели.</span>
<span>как в лермонтовском парусе, так и в мцыри, герой одинок. если в парусе лирический герой говорит об одиночестве, что ему нет сладостей в повседневной жизни, он хочет "бури" т е чего -то нового, перемен, то герой мцыри очень схож в этом плане с лирическим героем. мцыри отвернулся от общества, остался один, не находит новизны в жизни.</span>
<span>
</span>
<span>
</span>
<span>
</span>
<span>или: <span>Анархическое желание свободы. Т.е. что дальше уже наплевать, но вот тут-то я оторвусь..</span>
</span>