Рролдвдвдсдллмдмдмдпдвдвдвюаддмдмжжажжвлвововдсдсжжм
Епітети — мужній, кволий, сміливий, навісна.
Порівняння — замовкни, як змовкає гроза за краєм гір; будь дубом, що не гнеться під вітром, як трава.
Метафори — пес недолугий — доля; лялькою на шворках в руках долі не будь; будь дубом, котрий буря з корінням вирива.
<span>Он был хорошим парнем, умел дружить, любил природу. Вырос в высоком здании большого города, поэтому садом для него стали ящики с цветами. Он наблюдал за ними, они росли вместе с ним. Кай любил читать книги, с радостью листал страницы. Щедрый и искренний он дорожил дружбой с Гердой. Но все изменилось, когда осколок злого зеркала ранил его сердце. Он начал говорить девочке плохие слова, научился всех передразнивать, стал бессердечным и эгоистичным, его развлечения стали другими. Вызывающе зацепил свои маленькие сани за большие ледяные сани Снежной королевы, которые унесла его далеко от родного дома. Там во владениях белой дамы его сердце стало холодным, черствым. Парень забыл родных, Герду, их дружбу. Только искренность чувств и отзывчивость девочки сумело растопить черствость и равнодушие Кая. Он снова стал тем веселым, добрым, искренним и щедрым парнем, которого мы встретили в начале книги. </span>
Примечательна одна подробность. Фонвизин ни словом не обмолвился о том, был ли главный положительный герой его комедии помещиком. В уста Стародума вложена автором знаменательная фраза: “угнетать рабством себе подобных беззаконно”. Правда, как показывает общая идейная направленность "Недоросля", понятие “рабство” в сознании Фонвизина не покрывало собою понятия крепостного права... /.../ И тем не менее чрезвычайно характерно, что, заботясь о благосостоянии своей племянницы, Стародум не связывает его с владением крепостными душами. <span>через стародума фонфизин высказывает свои мысли,свое отношеие к произошедшему.
</span><span>Стародума можно рассматривать, как образ собирательный, воплощавший в себе не только черты самого Фонвизина, но и тех современников его, для которых приверженность к петровской “старине” была своеобразной формой неприятия екатерининской “новизны”. Уже последующему поколению было ясно, что созданный Фонвизиным образ уходит своими корнями в русскую историческую действительность. Прототипы ему отыскивались и среди сподвижников Петра I, и среди ближайшего окружения Фонвизина. /.../ </span>