<span>Во время очередного посещения Холмса, Ватсон узнает, что знаменитый сыщик занят расследованием дела о похищении некоего жёлтого бриллианта, «камня Мазарини». Холмс сообщает Ватсону, что он знает имя похитителя. Это граф Негретто Сильвиус, который вместе со своим сообщником Сэмом Мертоном вскоре придёт на Бейкер-стрит. Граф уже начал охоту на Холмса, он заказал бесшумное духовое ружьё, из которого собирается застрелить Холмса, поэтому в качестве ложной цели возле оконной ниши, за занавеской, находится сидящий в кресле муляж Холмса. Холмс предлагает Ватсону немедленно отправиться за полицией, и в это же время в квартиру Холмса входит граф Сильвиус.</span><span>Во время разговора Холмс убедительно доказывает виновность графа Сильвиуса и предлагает ему, в качестве смягчения вины, отдать похищенный «камень Мазарини». Холмс приглашает в дом Сэма Мертона, ожидающего графа на улице, и предлагает сообщникам обсудить его предложение о добровольной выдаче. Сильвиус и Мертон решают не отдавать камня Холмсу, они собираются обмануть его, сообщив, что камень находится якобы в Ливерпуле. А за то время, пока Холмс будет занят поисками, сбежать с распиленным бриллиантом заграницу. В завершении разговора Мертон просит графа Сильвиуса показать ему «камень Мазарини». Как только граф достает из кармана похищенный бриллиант, Холмс, который незаметно занял место своего манекена, хватает драгоценный камень, призывая преступников не оказывать сопротивления, т.к. полиция уже близко. Сильвиус и Мертон ошеломлены, они не понимают, кто может играть в спальне, раз Холмс находится рядом с ними. И тогда Холмс сообщает им, что использовал для этого граммофон.</span><span>После того, как ворвавшаяся полиция арестовывает и уводит преступников, в квартиру на Бейкер-стрит входит лорд Кантлмир, который был категорически против участия Холмса в расследовании, считая его недостаточно компетентным сыщиком. Холмс с серьёзным видом предлагает подвергнуть лорда аресту, т.к. якобы именно он похитил «камень Мазарини». Возмущённый Кантлмир, по требованию Холмса, засовывает руку в правый карман своего пальто и обнаруживает там драгоценный бриллиант. Холмс просто разыграл лорда, который, приняв эту шутку, выказывает великому сыщику свое уважение и восхищение.</span>
Туляк полон церковного
благочестия и великий практик этого дела, а потому и те три мастера, которые
взялись поддержать Платова и с ним всю Россию, не делали ошибки, направясь
не к Москве, а на юг. Они шли вовсе не в Киев, а к Мценску, к уездному
городу Орловской губернии, в котором стоит древняя "камнесеченная" икона св.
Николая; приплывшая сюда в самые древние времена на большом каменном же
кресте по реке Зуше. Икона эта вида "грозного и престрашного" -- святитель
Мир-Ликийских изображен на ней "в рост", весь одеян сребропозлащенной
одеждой, а лицом темен и на одной руке держит храм, а в другой меч --
"военное одоление". Вот в этом "одолении" и заключался смысл вещи: св.
Николай вообще покровитель торгового и военного дела, а "мценский Никола" в
особенности, и ему-то туляки и пошли поклониться. Отслужили они молебен у
самой иконы, потом у каменного креста и, наконец, возвратились домой "нощию"
и, ничего никому не рассказывая, принялись за дело в ужасном секрете.
- Горите себе, а нам некогда,-- и опять свою щипаную голову спрятал,
ставню захлопнул, и за свое дело принялися.
Платов ему сто рублей дал и говорит:
-- Прости меня, братец, что я тебя за волосья отодрал.
Левша отвечает:
-- Бог простит,-- это нам не впервые такой снег на голову.
1. Его религиозность, вера, терпение и преданность делу, увлеченность.
Спросили много вина, и левше первую чарку, а он с вежливостью первый
пить не стал: думает, -- может быть, отравить с досады хотите.
-- Нет, -- говорит,-- это не порядок: и в Польше нет хозяина больше,--
сами вперед кушайте.
-- Наша наука простая: но Псалтирю да по Полусоннику, а арифметики мы
нимало не знаем
2. Жизненный опыт.
Безграмотный, но предусмотрительный.
Левша согласился.
-- Об этом,-- говорит, -- спору нет, что мы в науках не зашлись, но
только своему отечеству верно преданные.
-- Мы,-- говорит,-- к своей родине привержены, и тятенька мой уже
старичок, а родительница -- старушка и привыкши в свой приход в церковь
ходить, да и мне тут в одиночестве очень скучно будет, потому что я еще в
холостом звании.
-- Потому,-- отвечает,-- что наша русская вера самая правильная, и как
верили наши правотцы, так же точно должны верить и потомцы.
-- Вы,-- говорят англичане,-- нашей веры не знаете: мы того же закона
христианского и то же самое Евангелие содержим.
-- У нас,-- говорит,-- когда человек хочет насчет девушки обстоятельное
намерение обнаружить, посылает разговорную женщину, и как она предлог
сделает, тогда вместе в дом идут вежливо и девушку смотрят не таясь, а при
всей родственности.
Они поняли, но отвечали, что у них разговорных женщин нет и такого
обыкновения не водится, а левша говорит:
-- Это тем и приятнее, потому что таким делом если заняться, то надо с
обстоятельным намерением, а как я сего к чужой нацыи не чувствую, то зачем
девушек морочить?
-- Это все, равно,-- отвечает,-- где умереть,-- все единственно, воля
божия, а я желаю скорее в родное место, потому что иначе я могу род
помешательства достать.
-- Евангелие,-- отвечает левша,-- действительно у всех одно, а только
наши книги против ваших толще, и вера у нас полнее.
3. Любовь к Отечеству ко всему русскому, к женщинам, обычаям и даже чай пить с сахаром в прикуску - жизненный опытю
Англичанин побежал к графу Клейнмихелю и зашумел:
-- Разве так можно! У него,-- говорит,--хоть и шуба овечкина, так душа
человечкина.
Но только когда Мартын-Сольский приехал, левша уже кончался, потому что
у него затылок о парат раскололся, и он одно только мог внятно выговорить:
-- Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть
чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся.
И с этою верностью левша перекрестился и помер.
4. Даже в последние минуты своей жизни он думает о благе Отечества, которое позволило погибнуть такому таланту.