По строением и на строением
Мой друг Вася
Раньше мы в другом городке жили. У меня тогда сестренка была, Марусей звали. Болела она долго, потом умерла. Так вот, когда Маруся еще жива была, был у нас друг, Васей звали. Познакомились мы случайно: он гулял с приятелями неподалеку от часовни, где мы жили тогда, и влез в окошко. Приятели-то его испугались и убежали, а он нас с Марусей там увидел. Так и познакомились, а потом и подружились.
Отличный парень был этот Вася: сын самого судьи, а носа не задирал никогда. Разговаривал со мной как с равным, а не с босяком каким-то. С паном Тыбурцием опять же вежлив был. Помогал нам чем мог - яблоки из сада своего таскал, конфеты Марусе. А когда ей совсем плохо стало, куклу принес - выпросил на время у своей сестренки. Ох, и красивая кукла была! Я таких игрушек в жизни не видел, что уж о Марусе говорить. Она как ту куклу увидела, заулыбалась сразу - впервые за много дней. Даже вставать начала, а то все лежала. На какое-то время ей легче стало.
Но ненадолго помогла эта кукла... Умерла Маруся. Знали мы, что пан судья Васю за куклу ругать будет, может, даже побьет. Тыбурций куклу взял и пошел к васиному отцу. Вернулся он очень задумчивый. На следующий день мы ушли из города, и больше я не видел Васю. Думаю, он все-таки меня помнит, как и я его. Хороший у меня был друг - верный, добрый и понимающий.
<span>метафора "закутанный в цветной туман";
</span>эпитет "битый час",
<span>Метафорический эпитет "сонная бухта"
олицетворение "спала вода",
</span>Олицетворение "мир стал заманчивей и шире",
Олицетворение "все четыре зарылись в океан",
олицетворение "маяк замигал",
Олицетворение "сердце радоваться радо" .
олицетворение"вопросы волновали" ,
8. Проблематика.
1) социальное неравенство
2) насилие над личностью
3) родители и дети
4) власть и общество
7. Главные качества творчества Пушкина
поэт называл свое творчество истинным романтизмом, а сам Пушкин затрагивал в своих произведениях темы верности, любви, гражданской лирики, красоты и искусства
Весной в родимом лесу нечаянно-быстро приходит та радостно-страшная ночь, когда весь мир и вся Вселенная встают на дыбы. Жизнь и земля со всею природой выходят из своих берегов и топят душу в безжалостном счастье. Это тогда постигают многие люди, что нет нигде ни конца, ни начала.
Прошла единственная минута, короткий момент исчезания последнего холода. Ушла, изморилась вконец поверженная апрелем зима. Вот в тревожной темени родилось и двинулось всесветное, уже не слоистое, а тугое, плотное тепло, превращая себя в мощный и ровный ветер. Дрогнули готовые распуститься дерева. Где-то в невидимом, но почти осязаемом небе сшиблись широкими лбами темные облака. Неяркая вешняя молния сиганула в лесную теплую мглу, и первый трескучий гром чисто и смело прокатился над миром.
Будто раскатилась каменка нездешней, какой-то сказочно богатырской бани.
Странная тишина томится в лесу после этого грохота. Ветер не дует, а давит сплошь, все замирает.
Дождь прошипел в ночи обильно и коротко. Везде в снующей, исчезающей темени сопит пахнущая корнями земля: это зашевелились в несметном числе травяные ростки, поднимая и распахивая прошлогодние листья, хвоинки и сгнивающие сучки.
Утром золотые столбы испарений поднимаются в лесных прогалинах, словно добрые призраки, они безмолвно и быстро меняют свои исполинские контуры. На березах еле слышно оживают размякшие ветки, от лопающихся почек они тоже меняются, делают свой уток и основу. На восходе легко и неторопливо выпрастываются из почек маленькие, в детский ноготок, листочки. Солнце выходит очень быстро. Яростно-новое, с неопределенными очертаниями, оно греет еще бледную, но густеющую с каждой минутой зелень березняка. Птицы поют взахлеб, земля продолжает сопеть и попискивать, все поминутно меняет свой образ. Везде в мире жизнь и свобода, и сердце сопереживает чувство освобождения: да не будет конца свободе и радости!
Да не будет конца. Но там, за чередою весенних дней, земля уж обрастает жирной травой. Зелень полян незаметно теряет свою первозданную свежесть, и жесткими бородавками покрывается когда-то нежный березовый лист. Ленивеют и толстеют в небе опаловые облака, идущие все в одну сторону, надменно, самодовольно начинают рычать огрубевшие громы. И тогда в лесистых чащобах рождаются полчища кровожадного гнуса, ползут и ползут по веткам бородатые мхи. В земле, меж миллионов корней, враждующих и борющихся за ее кровь, цепко ветвятся, проползают грибницы. И никому не известно, что творится в темном земном нутре, только поверх тут и там поднимаются красные шапки мухоморов. В такую пору в лесу впервые ощущается запах гнили. Еще не стихло зеленое, разнузданное пиршество лета, а нити грибных дождей уже напрасно сшивают самобранную июльскую скатерть: в сентябре одно за другим все умирает, засыпает будто в похмельном сне.
Зачем же, ради чего была тогда и весна? Если в декабре снова все в мире оцепенело, если опять все сковано ледяными цепями, белою снежною шубой?
Но снова ждешь почему-то такой же весенней ночи. Ждешь, хотя знаешь, что с нею придет то же самое и что все будет точь-в-точь как и раньше.