Большая часть романа «Война и мир» Л. Н. Толстого посвящена русскому дворянству начала XIX века. Читателю представлен целый ряд семей, которые, по сути, близки друг другу— в смысле размеренности жизни, спокойствия, подчиненности общим правилам, существовавшим в высших слоях общества того времени. Все их члены ходят на балы, посещают гостиную Анны Павловны Шерер, танцуют, развлекаются, ведут светские беседы.
<span>Однако есть одна семья, чье своеобразие нравов и традиций, домашняя атмосфера сразу же бросаются в глаза. Так представлена семья Болконских. Она живет своей замкнутой жизнью, что отличает ее от других. Почему же так сложилось? По сути, род Болконских — это потомственные военные, а военное дело подразумевает подчинение, строгость, точность и жесткость. Князь Николай Андреевич Болконский является таким «чистокровным» военным. Он и определяет дух семьи. Жизненный опыт закалил не только его тело, но и душу, вложил в него жесткие военные правила. Весь распорядок его дня расписан по минутам и выполняется с удивительной точностью: «.... главное условие для деятельности есть порядок, но и порядок в его жизни доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один час, но и минуту». И не дай Бог кому-либо нарушить этот распорядок, который является главным законом бытия Николая Андреевича. Например, во время приезда князя Андрея с женой сын не идет сразу к отцу, а дожидается, когда кончится время его отдыха, потому что уже привык к этому.</span>
В саду рос розовый куст и цвела улитка. Улитка изо дня в день говорила, что вот когда-нибудь она всем покажет: станет лучше и полезнее, чем розовый куст и все прочие. Однако шли дни, куст цвел и цвел, его цветами восхищались и сохраняли на память, а улитка все так же просиживала под кустом, не делая ничего полезного. Однажды она сказала, что куст изо дня в день занимается одним и тем же: только цветет, стоит на месте и совсем не развивается. Куст ответил, что он ничего другого не умеет, зато она, будучи очень умной и развитой, просто обязана делиться этим с миром. Но улитка сказала, что ей плевать на мир, и спряталась в свою ракушку.
Прошли годы. Умерла улитка, исчез с лица земли куст. Но все так же появляются другие розовые кусты, которые делают единственное, что умеют, и радуют окружающих, и улитки, которым плевать на весь мир, которые ничего не делают и от которых нет никакого проку.
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой.
Сегодня на пустой поляне,
Среди широкого двора,
Воздушной паутины ткани
Блестят, как сеть из серебра.
Сегодня целый день играет
В дворе последний мотылек
И, точно белый лепесток,
На паутине замирает,
Пригретый солнечным теплом;
Сегодня так светло кругом,
Такое мертвое молчанье
В лесу и в синей вышине,
Что можно в этой тишине
Расслышать листика шуршанье.
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Стоит над солнечной поляной,
Завороженный тишиной;
Заквохчет дрозд, перелетая
Среди подседа, где густая
Листва янтарный отблеск льет;
Играя, в небе промелькнет
Скворцов рассыпанная стая —
И снова все кругом замрет.
Последние мгновенья счастья!
Уж знает Осень, что такой
Глубокий и немой покой —
Предвестник долгого ненастья.
Глубоко, странно лес молчал
И на заре, когда с заката
Пурпурный блеск огня и злата
Пожаром терем освещал.
Потом угрюмо в нем стемнело.
Луна восходит, а в лесу
Ложатся тени на росу…
Вот стало холодно и бело
Среди полян, среди сквозной
Осенней чащи помертвелой,
И жутко Осени одной
В пустынной тишине ночной.
Теперь уж тишина другая:
Прислушайся — она растет,
А с нею, бледностью пугая,
И месяц медленно встает.
Все тени сделал он короче,
Прозрачный дым навел на лес
И вот уж смотрит прямо в очи
С туманной высоты небес.
0, мертвый сон осенней ночи!
0, жуткий час ночных чудес!
В сребристом и сыром тумане
Светло и пусто на поляне;
Лес, белым светом залитой,
Своей застывшей красотой
Как будто смерть себе пророчит;
Сова и та молчит: сидит
Да тупо из ветвей глядит,
Порою дико захохочет,
Сорвется с шумом с высоты,
Взмахнувши мягкими крылами,
И снова сядет на кусты
И смотрит круглыми глазами,
Водя ушастой головой
По сторонам, как в изумленье;
А лес стоит в оцепененье,
Наполнен бледной, легкой мглой
И листьев сыростью гнилой…
Не жди: наутро не проглянет
На небе солнце. Дождь и мгла
Холодным дымом лес туманят,—
Недаром эта ночь прошла!
Но Осень затаит глубоко
Все, что она пережила
В немую ночь, и одиноко
Запрется в тереме своем:
Пусть бор бушует под дождем,
Пусть мрачны и ненастны ночи
И на поляне волчьи очи
Зеленым светятся огнем!
Лес, точно терем без призора,
Весь потемнел и полинял,
Сентябрь, кружась по чащам бора,
С него местами крышу снял
И вход сырой листвой усыпал;
А там зазимок ночью выпал
И таять стал, все умертвив…
Трубят рога в полях далеких,
Звенит их медный перелив,
Как грустный вопль, среди широких
Ненастных и туманных нив.
Сквозь шум деревьев, за долиной,
Теряясь в глубине лесов,
Угрюмо воет рог туриный,
Скликая на добычу псов,
И звучный гам их голосов
Разносит бури шум пустынный.
Льет дождь, холодный, точно лед,
Кружатся листья по полянам,
И гуси длинным караваном
Над лесом держат перелет.
Но дни идут. И вот уж дымы
Встают столбами на заре,
Леса багряны, недвижимы,
Земля в морозном серебре,
И в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит Осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота,
Среди двух высохших осин,
Видна ей синева долин
И ширь пустынного болота,
Дорога на далекий юг:
Туда от зимних бурь и вьюг,
От зимней стужи и метели
Давно уж птицы улетели;
Туда и осень поутру
Свой одинокий путь направит
И навсегда в пустом бору
Раскрытый терем свой оставит.
Прости же, лес! Прости, прощай,
День будет ласковый, хороший,
И скоро мягкою порошей
Засеребрится мертвый край.
Как будут странны в этот белый,
Пустынный и холодный день
И бор, и терем опустелый,
И крыши тихих деревень,
И небеса, и без границы
В них уходящие поля!
Как будут рады соболя,
И горностаи, и куницы,
Резвясь и греясь на бегу
В сугробах мягких на лугу!
А там, как буйный пляс шамана,
Ворвутся в голую тайгу
Ветры из тундры, с океана,
Гудя в крутящемся снегу
И завывая в поле зверем.
Они разрушат старый терем,
Оставят колья и потом
На этом остове пустом
Повесят инеи сквозные,
И будут в небе голубом
Сиять чертоги ледяные
И хрусталем и серебром.
А в ночь, меж белых их разводов,
Взойдут огни небесных сводов,
Заблещет звездный щит Стожар —
В тот час, когда среди молчанья
Морозный светится пожар,
Расцвет полярного сиянья.