Всеобъемлющая, подавляющая все остальные чувства страсть самоутверждения, стремление любой ценой утвердить себя наравне с эталонами, героями, гениями, доказать свое превосходство, исключительность — вот основной двигатель поступков главного персонажа трагедии “Моцарт и Сальери”. В этом его родство с героями других “Маленьких трагедий”. Подобные Сальери люди наделены индивидуалистическим сознанием, все их поступки направлены на удовлетворение своего честолюбия, утверждение личной независимости, превосходства. Счастье для них — утверждение своих духовных принципов, невзирая на жизненные принципы других людей. Отсюда и подавление всех естественных человеческих чувств: привязанности, любви, дружбы.
Трагедия начинается с драматического монолога Сальери, подводящего безрадостный итог своей целеустремленной, наполненной жесткими ограничениями жизни.Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет — и выше.Горечь и скорбь этого восклицания — прямое продолжение негодующей реплики герцога в трагедии “Скупой рыцарь”:
Ужасный век, ужасные сердца!” Однако, познакомившись с Сальери ближе, мы осознаем, что этот человек — не духовный наследник олицетворяющего справедливость герцога, а прямой потомок одержимого эгоистической страстью барона. Что же так глубоко возмутило Сальери? То, чего опасался и барон: разрушение системы ценностей. История его жизни, при существенном различии во времени, социальном положении и интеллектуальном уровне — тот же многотрудный путь к самоутверждению, к созданию своего незыблемого мира.
Сальери с достоинством прожившего осмысленную, целеустремленную жизнь человека говорит:Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке.
Путем самоотверженного труда, полного отрешения от нормальной человеческой жизни он выстрадал тонкое чувство музыки, постижение законов гармонии, признание жрецов искусства:Усильем, напряженным постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой.
Слава Мне улыбнулась...
Сальери обрел душевный покой, испытал удовлетворение, постепенно познавая тайны музыки. И все это вдруг оказалось растоптанным, разрушенным появлением Моцарта — гениального, одаренного природой музыканта. Вся система духовных ценностей оказалась повергнутой в прах, что привело Сальери в отчаяние, вызвало у него и негодование:Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?. Точно так же негодует царствующий в своих подвалах с золотом барон при мысли о том, что результат его самоотверженной жизни достанется “безумцу, расточителю молодому” Альберу, не приложившему ни малейших усилий для достижения этого могущества. Обида Сальери, на мой взгляд, понятна и вызывает сочувствие. Но разве можно подчинить гений сухой логи“Поверить алгеброй гармонию” уже созданного произведения, разумеется, можно, и тут безупречный вкус и совершенное знание музыкальной культуры возносят Сальери на вершину избранного им искусства. Однако совершенное владение теорией и техникой музыки еще не гарантия создания гениальных произведений.Сальери к тому же так и остался ремесленником в творчестве, он не может выйти из-под влияния то Глюка, то Пуччини, то Гайдна.Моцарт и Сальери — две противоположности. Сальери — олицетворение гордого одиночества и презрения, Моцарт — воплощение жизнелюбия, наивной доверчивости, трогательной человечности. Оба они стоят высоко над толпой. Но Моцарт универсален, а Сальери узок, Моцарт вмещает в себя весь мир и щедро делится с ним своими творческими откровениями, Сальери же эта его щедрость возмущает.Несправедливое устройство мира воплотилось для Сальери в Моцарте-человеке. Если бы тот был отрешенным от жизни аскетом, напряженным трудом постигающим тайну музыки, Сальери, мне кажется, по-доброму радовался бы его успехам. Но в Моцарте сосредоточивается враждебное Сальери творческое начало. Незаслуженный дар Моцарта разрушает всю систему ценностей, обессмысливает и разрушает весь жертвенный жизненный путь Сальери. И он всем своим существом протестует против этого. Оправдывая себя, Сальери утверждает, что он “избран, чтоб его остановить — не то мы все погибли. Мы все, жрецы, служители музыки, не я один с моей глухою славой...” Моцарт должен уйти, чтобы не нарушался устоявшийся миропорядок, чтобы несколько порывов вдохновения гения не обесценили дающееся трудом искусство избранных, потому что, “возмутив бескрылое желанье” в простых людях, он все равно не сможет поднять их на более высокую духовную ступень.
Надеюсь найдешь здесь то что тебе нужно))
1.
<span>Рассказ
«Аристократка» написан Михаилом Зощенко в 1923 году. Это было
послереволюционное время в России. Только кончилась гражданская война, в России
царила разруха и голод. Бывшие аристократы, интеллигенты, просто культурные и
образованные люди стали немногочисленными и незаметными на фоне всплывшей на
поверхность новой социальной прослойки – обывателей. Это люди невоспитанные,
необразованные, примитивные, с убогой моралью. Обыватель характерен тем, что
живет мелкими личными интересами, но не осознает своей пошлости, хамства и глупости, а наоборот, «как кавалер и у
власти» и «лицо официальное» выставляет их напоказ. </span>
<span>В рассказе
писатель очень тонко отмечает и обобщает
признаки этого времени. Чем же отличались люди этого времени? Что в них было
характерно?</span>
Возьмем,
например, речь главного героя. Никогда раньше приличный человек не выразился бы
так, как выражается Григорий Иванович: «…не люблю баб, которые в шляпках»,
«…и не
баба вовсе, а гладкое место», «стоит этакая фря»,
«как у
вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной»,
«волочусь,
что щука», «развернула свою идеологию», «ты,
гражданка», ну и знаменитое «Ложи,— говорю,— взад!».
Речь «аристократки» так же убога: «Аж голова закрутилась», «мы
привыкшие», «Довольно свинство с вашей стороны.
Которые без денег — не ездют с дамами».
Или еще приметы времени: золотой зуб у
«дамы», фильдекосовые чулочки, давно умершее слово «комячейка» (кто не знает – это коммунистическая ячейка). А чего стоит способность
дамы «скушать» за один раз четыре пирожных! Это также очень тонко выраженная
автором примета времени – скудного и голодного, когда пирожные недоступны и
чрезвычайно дороги. Еще и удивительно, что у Григория Ивановича на них хватило
денег. Да и не так уж он плох, по крайней мере, не жадный, сам предложил
пирожными угоститься.
Вот такой у меня вышел портрет героев
новой социальной эпохи: всякий аристократизм им чужд и враждебен.