ЮРИЙ ЯКОВЛЕВ ЕСЛИ Я НЕ ОШИБАЮСЬ
Синонимы слова благовоние: благоухание, аромат, запах, дух.
Еще до опубликования и особенно после опубликования памятника его жанровую природу определяли по-разному, а именно как песню, поэму, героич. поэму, «трудную» , т. е. воинскую, повесть, былину, ораторскую речь («слово» ) и т. д. Уже первые издатели памятника параллельно с названием оригинала «Слово о плъку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова» напечатали: «Пѣснь о походѣ Игоря, сына Святославова, внука Ольгова» . В 1797 Н. М. Карамзин, сообщая миру об открытии в России нового лит. памятника, говорил о нем как об «отрывке поэмы» . Позже В. Г. Белинский отрицал возможность отнесения «Слова» к жанру героич. поэмы (Полн. собр. соч. , т. 5, с. 347), Ф. И. Буслаев, наоборот, считал «Слово» ист. поэмой с элементами древ. мифологии. М. А. Максимович везде называл «Слово» песней, а С. П. Шевырев подчеркивал, что это произведение представляет собой повествование, «переход от песни к повести» . В новейшее время А. И. Никифоров рассматривал «Слово» как былину, И. П. Еремин — как «произведение ораторского искусства» , как «памятник светского эпидейктического красноречия Киевской Руси» .
Неоднозначность мнений указывает на то, что «Слово» — очень своеобразное среди всех других памятников Древней Руси лит. произведение. Д. С. Лихачев отмечает: «„Слово“ очень близко к плачам и славам (песенным прославлениям) . И плачи и славы очень часто упоминаются в летописях XII—XIII веков. „Слово“ близко к ним и по своей форме и по своему содержанию, но в целом это, конечно, не плач и не слава. Народная поэзия не допускает смешения жанров. „Слово“ — произведение книжное, но близкое к этим жанрам народной поэзии. Это, по-видимому, особый род книжной поэзии, может быть еще не успевший окончательно сложиться» («Слово о полку Игореве» — героический пролог русской литературы, с. 37). Этой точки зрения придерживается большинство соврем. исследователей памятника, т. к. в нем имеются черты ритмичности, стихового строя и др. признаки поэтич. организации текста.
О композиции - тутhttp://www.litra.ru/composition/get/coid/000149
Жил на селе одинокий старик. Был он слаб, плел корзины, подшивал валенки, сторожил от мальчишек колхозный сад и тем зарабатывал свой хлеб.
Он пришел на село давно, издалека, но люди сразу поняли, что этот человек немало хватил горя. Был он хром, не по годам сед. От щеки его через губы пролег кривой рваный шрам. И поэтому, даже когда он улыбался, лицо его казалось печальным и суровым.
Бывший редактор журнала В. И.Семенов вспоминает, как Аркадий Гайдар впервые читал ему эту сказку.
"В чтении его не было ни пафоса, ни декламации. Иногда он делал паузы, которые давали возможность пережить происходящее... Казалось, он не читал, а рассказывал о действительно случившемся и очень-очень для всех нас важном".
В. И.Семенов прав. За доброй усмешкой писателя над своим рассказом и над самой формой сказки - ну подумайте, какая это волшебная печать: "два креста, три хвоста, дырка с палочкой и четыре запятые"! - за всем этим лежит простая и вместе с тем очень важная мысль: жизнь дается человеку один раз, ее нужно прожить достойно, ее нельзя будет потом "переписать набело".
Обращаясь в сказке к маленьким читателям, Аркадий Гайдар говорит сокровенное о себе самом:
<span>"И на что мне иная жизнь? Другая молодость? Когда и моя прошла трудно, но ясно и честно!"</span>
"Волшебная коробка"
В далёком, далёком царстве жила-была злая ведьма Марина. Она была очень ленивой, жадной и неряшливой ведьмой. Как-то раз Марина как всегда прогуливалась по своему золотому замку с люстрами из ящеров, мумиями-шутами и многими другими. Вдруг Марине в голову пришла чудная идея, сделать коробку, в котовой всё есть. Она наколдовала красивую, красную коробку с золотыми узорами, пославила её в угол, подпрыгнула 3 раза и махнула палочкой 3 раза. Коробка засветилась зелёным светом. Ведьма стала просить поездку на Бали, много книг, все моря, все говода, все планеты, все галактики и коробка не выдержала и превратила Марину в старую, седую крысу. С тех пор живёт Марина в сыром подвале своего же замка.
